— Девять дней минуло, а как будто бы вчера расстались, — грустно промолвила Прасковья, когда увидела, что я внимательно смотрю на портрет. На глазах у меня выступили слёзы. Причин для этого было более чем достаточно. Во-первых, много лет Григорий Ефимович был рядом со мной, помогал словом и делом, а во-вторых, именно он был моей единственной надеждой на возвращение в своё истинное время.
— Всей душой соболезную.
— Спасибо, любезный. Но только простите меня за прямоту — никак не уразумею — кто же Вы такой и откуда появились? Столько слухов про Вас разных ходит. Муж был жив, я и у него выпытывала. А он мне, мол, не суй нос не в своё дело.
— Уважаемая Прасковья Фёдоровна, я не могу рассказать Вам всего, ибо это не только моя тайна, но и действующего императора, а потому прошу запомнить главное — я друг. Друг Григория, Ваш и всей Вашей семьи. Я многим обязан Вашему покойному супругу, но сейчас я пришёл, потому что помощь нужна мне самому.
— Батюшки-светы! И чем же простая вдова может помочь личному другу государя?
— Не буду ходить вокруг да около. Меня интересуют записи Григория Ефимовича за последний год, а конкретно — одна очень необычная молитва, без которой сейчас не обойтись ни мне, ни Вам.
— А я-то при чём?
— То, что я сейчас скажу — государственная тайна. Поклянитесь здоровьем детей, что Вы никому, слышите — никому и никогда, её не откроете, иначе за жизнь вашей семьи я не дам и ломаного гроша!
— Клянусь, здоровьем детишек моих клянусь, — нерешительно, но в тоже время крайне заинтересованно произнесла Прасковья и для верности даже перекрестилась.
— Ваш супруг убит. Точнее — отравлен. В этом нет абсолютно никаких сомнений. Я даже знаю кто и зачем это сделал, но этого я ни за что не скажу, чтобы окончательно не испортить жизнь вашей семьи.
— Уби-и-и-т, — выдохнула Прасковья, и глаза её наполнились слезами.
— Да, к сожалению, это факт. Но давайте ближе к делу. Кто-нибудь интересовался личными бумагами Григория Ефимовича в последние дни?
— Звонили из Министерства императорского Двора, предупредили, что бумаги мужа имеют государственную важность, а потому будут изъяты для изучения и увековечивания духовного наследия Григория Ефимовича.
— Могу ли я взглянуть на эти бумаги? Скажу прямо — среди них есть одна запись, которая ни в коем случае не должна попасть никому в руки.
— Отчего же нет, я всё собрала, там совсем немного, кстати, так как Григорий писанину особо не любил и память имел хорошую, доверяя оной большую часть своих знаний и тайн.
Прасковья вышла, а я со всей силой начал молить Бога, чтобы раб Божий Григорий, получивший при крещении имя в память святителя Григория Нисского, соблаговолил в своё время доверить интересующую меня тайну бумаге.
— Вот, — Прасковья принесла и поставила на небольшой полированный столик возле дивана небольшую коробку с тетрадями и документами. Смотрите, не буду Вам мешать, пойду ещё поплачу чуток и помолюсь ещё за новопреставленного…
То, что мне было нужно, я нашёл очень быстро. Да и как было не найти, если среди любимых покойником тетрадей Невской фабрики братьев Варгуниных, ярким пятном выделялась тетрадка в яркой глянцевой обложке с видами Петербурга производства компании «Светоч», которую Григорий, по всей видимости, приобрёл, когда отправился за истинным Николаем в будущее.
Затаив дыхание, я открыл тетрадь и прочитал на первой же странице: «Самозванец, приветствую тебя в своём доме. Возьми эту тетрадь и направляйся в „Малинник“! Там и получишь ответы на все свои вопросы! Остальные бумаги не тронь!»
Сердце моё от волнения чуть не выскочило из груди. Я даже не сразу понял, о каком «Малиннике» идёт речь. Почему-то мне представился роскошный белоснежный торт, по которому струйками крови стекало густое малиновое варенье. Однако видение моментально рассеялось, когда в комнату вбежала взволнованная Прасковья Фёдоровна.
— Сударь. В парадную стучат, открыть требуют именем Государя. Говорят — полиция.
— Прасковья, дорогая, нельзя мне с ними встречаться.
— Это я уже поняла, не первый день на свете живу. Матрёна! Матрёна! Поди сюда!
В комнату буквально влетела невысокая, стройная и очень симпатичная девушка.
— Матрёна. Выведи срочно этого господина через отцовский секретный ход, а я пока пойду немного время потяну. — Да, да, зачем так стучать, дверь-то не казённая, супруга схоронила, так теперь каждый норовит несчастную вдову обидеть.
С этими словами, обращёнными к тем, кто ломился в дверь, она навсегда исчезла из моей жизни.
— За мной, сударь, — Матрёна решительно взяла меня за руку, и я, несмотря на волнение, внезапно удивился силе её руки. — Следуйте за мной!
На ходу, ни на секунду не останавливаясь, она схватила с какой-то шифоньерки электрический фонарь и потащила меня через кухню к какой-то маленькой, малозаметной двери. Открыв её, мы попали на почти вертикальную бетонную лестницу, небольшие ступени которой вели вниз, в кромешную темноту. Ступенек было тринадцать, это я почему-то запомнил на всю жизнь. Потом нас встретил узкий коридор, пыльный и заросший паутиной. Три поворота, ещё одна лестница вниз, снова коридор и уже более удобная и солидная лестница, ведущая наверх. Здесь Матрёна достала из кармана ключ, открыла дверь, выглянула на улицу, повертев головой в обе её стороны, и, буркнув что-то типа: «Путь свободен!», вытолкнула меня на улицу, закрыв дверь изнутри. Улица эта мне была немного знакома, кажется, она именовалась Гороховой.
— По Гороховой да в Малинник, как бы расстройство желудка не заработать от такого сочетания, да от страху, — усмехнулся я, а потом, сориентировавшись на местности, пошагал в сторону, противоположную от ломящихся в квартиру Распутиных полицейских.
Глава 94
«Малинник, Малинник», — что-то такое знакомое, — крутилось в моей голове, но я никак не мог вспомнить где слышал это название. Однако прохладный осенний воздух сделал своё дело — я внезапно остановился, хлопнул себя по лбу и чуть не рассмеялся. Ну конечно же, «Малинник» — известнейший публичный дом, о котором мне ещё в мою бытность императором, раздражённо докладывал Антон Францевич Добржинский, упокой, Господи, его душу.
Городские власти не раз предпринимали попытки закрыть это заведение, но даже после регулярных полицейских рейдов привычные заведения в здании волшебным образом снова