— В таком случае, отправляйся в Тартар, Лар! Тебе там самое место!
— Как знаешь, — бросил он, и его голос был полон бессильной, безумной ярости. Он отступил к окну. — Но помни: ты сама выбрала этот путь. Это был наш последний разговор.
Старая, рассохшаяся рама жалобно скрипнула, когда он перемахнул через подоконник и исчез в темноте.
На мгновение я нерешительно замерла.
Он уйдет. Пока я буду будить других, пока они поймут, что происходит, Лар растворится в городке или в окрестных горах.
И будет ждать, выслеживать. Убивать по одному, как обещал.
«Брини...» — мысль метнулась к фамилиару, все еще дрожавшему у меня на плече. — «Останься. Спрячься. Сиди тихо».
Я не могла тащить крошечного детеныша в ночную схватку с убийцей — это было слишком опасно. Малышка издала тихий щелкающий звук, но, кажется, поняла. Она прыгнула с моего плеча и юркнула под подушку.
Одним резким движением я вскочила на подоконник. Холод ночного горного воздуха ударил в лицо. Внизу, в узком переулке между таверной и сараем, мелькнула тень, скользнувшая к выходу на улицу.
Больше некогда медлить: каждая секунда на счету.
Не давая себе передумать, не думая о последствиях, я спрыгнула в темноту следом за тенью убийцы. Он не должен уйти.
Мыслей — ноль, все на инстинктах: догнать, остановить, связать. А если не получится, то что? Убить?.. По позвоночнику прополз ледяной холод ужаса. Я не была хладнокровным убийцей, в отличие от него.
Но хотя бы ночь была моим союзником. После той проклятой, или благословенной, свадьбы, с какой стороны уж посмотреть, мир раскрылся передо мной с новой, пугающей остротой. Я чувствовала спящих мышей в стенах сарая, слышала шелест крыльев совы за милю, ощущала теплые точки жизни спящих людей в таверне.
И как яркую, ядовитую занозу, я чувствовала его — Лара. Он весь измазался настойкой лапчатки: волосы, кожа, одежда, так что в комнате я не смогла его почувствовать. Ирония: ценное лекарственное растение, которое хорошо помогает при болезнях желудка, так же эффектно прячет чужое присутствие.
Но теперь я отлично знала, что искать. Уже не уйдешь!
Я рванула за ворота Фодины, миновав хлипкую сторожку, где спал стражник-плебей. Лар был уже метрах в пятидесяти от черты города на пыльной дороге, ведущей к шахтам.
— Эй, Октавиан! — крикнула я ему вдогонку, и мой голос прозвучал насмешливо и громко в ночной тишине. — Бежишь от девчонки, как трус?
Он обернулся. Беззвучное проклятие сорвалось с его губ: судя по всему меня послали в Тартар или к Эриниям. Да хоть к Аиду! Он резко остановился, развернулся и выхватил из-под плаща два коротких клинка.
В атаку я перешла мгновенно. Мой посох из черного дуба свистнул в воздухе, выписывая сложную дугу, направленную сбить клинки в сторону. Он парировал так же ловко, с убийственной эффективностью. Его движения были быстрыми, точными, без лишних движений. Лар легко держал дистанцию, не давая приблизиться.
«А может, попробовать Дикую Форму?» — мелькнула шальная мысль. — «Превратиться в медведицу и разорвать его».
Именно эту способность давали фамилиары: магическим способом принять форму любого, однажды виденного, животного. Но связь с Брини была слишком свежей, нить между нами — тонкой, как паутинка. И она сама слишком мала. Детеныш водяного дракона не смог бы поддержать такую трансформацию. Жаль…
Я отпрыгнула, почувствовав, как холодное лезвие чиркнуло по рукаву туники. Злость вскипела. Хватит обороняться!
— Так настойчиво звал уйти с собой, а сейчас отбиваешься, словно девственница от пожилого ловеласа, — язвила я, уворачиваясь от очередного выпада.
Я вцепилась взглядом в чахлый куст полыни у края дороги.
Моя сила рванулась наружу с новой, неожиданной силой. Сухие ветви ожили, удлинились с треском, превратившись в гибкие, шипастые плети. Они рванулись к Лару, как змеи. Он вскрикнул от неожиданности, отбиваясь клинками, но одна плеть обвила его лодыжку, шипы впились в кожу.
— Тварь! — зарычал он, разрубая растение на кусочки.
— Неужели? — выдохнула я, собираясь для нового удара. — Напомни: это не ты полчаса назад рассказывал мне о неземной любви, которой “хватит на двоих?».
Он замер, а я внутренне ухмыльнулась: это был мой шанс.
Одна из лиан рванулась вперед, пробивая безлистым стеблем его плечо насквозь. Раздался приглушенный стон. Следом и я прыгнула вперед, занося посох для удара по голове.
Он все же успел уклониться и мой посох прошел по касательной, но этого хватило, чтобы он отлетел, а его левая рука повисла плетью. Удовольствие от этого было острым.
— Плечо болит, Октавиан? — выдохнула я, держа посох наготове. Зеленая магия клубилась вокруг моих рук. — Помнишь, в Клонтибрете? Твой арбалетный болт в моем плече?
Он поднял на меня взгляд, полный чистой, безумной ненависти. Кровь сочилась по рукаву его рубахи.
Все так же молча его свободная рука метнулась за пазуху. Я инстинктивно прыгнула в сторону, но было поздно. Он швырнул на землю между нами два небольших глиняных шарика.
Раздался оглушительный грохот! Ослепительная вспышка заставила прикрыть веки, а все вокруг заволокло клубами едкого, белого дыма!
Порох!
Дым заполнил все, щипал глаза, перехватывал дыхание. Я закашлялась, ослепленная, оглушенная. Инстинктивно махнула посохом перед собой, пытаясь отбиться от невидимой атаки.
И тут раздался страшный удар! Утяжеленный, обитым железом носком его сапога. Он бил не в корпус, а по ноге, по опорной лодыжке, сбоку, с расчетливой жестокостью. Я услышала ужасный, хрустящий звук. Острая, белая, всепоглощающая боль пронзила ногу от стопы до колена.
Вопль вырвался сам собой. Боль была невыносимой. Я рухнула на землю, на спину. Мир поплыл, залитый слезами и дымом. Попыталась подняться на локтях и сквозь редеющий дым увидела его силуэт.
Он стоял, тяжело дыша, прижимая ладонью окровавленное плечо. Его лицо было бледным от боли и потери крови, но глаза горели мрачным удовлетворением.
— Еще увидимся, Роксана, — прохрипел он. Голос был тихим, но полным ненависти.
А мне стало жутко и одновременно затошнило: от боли и брезгливости. И вот этот “герой-любовник» следил за мной все это время? Подсматривал, наблюдал, изучал? Как крыса из подворотни.
Октавиан повернулся и, шатаясь, скрылся в темноте. Я осталась лежать на холодной земле, задыхаясь от дыма и боли. С усилием я попыталась пошевелить пальцами ноги. Ответом был новый виток боли и горькая как полынь мысль: «Упустила».
А еще я, кажется, сломала