Наверное, посуду драил, — мысленно хмыкнул я.
В самом дальнем и тёмном углу, отдельно от всех, на краешке стула сидел и нервно ёрзал мужчина средних лет. Суетливый, дёрганый, с бегающими глазками и блестящей лысиной. Он то и дело вытирал мокрые ладони о фартук. Викентий Маслов. Такие либо ломаются в первом же раунде от страха, либо их используют для какой-нибудь мелкой пакости. Например, «случайно» подсыпать горсть соли в соус конкуренту.
И последними были двое, которые сидели в обнимку, вжавшись в диван. Муж и жена, лет сорока, с простыми, добрыми и уставшими лицами. Елена и Борис. Владельцы какого-то маленького семейного кафе из пригорода. Они выглядели как люди, которые умеют и любят готовить, но совершенно не привыкли к такому балагану. Обычная массовка, которую пригласили для количества и красивой картинки.
Светлана, стоявшая рядом, незаметно ткнула меня локтем в бок, мол, не молчи, надо что-то сказать. Я сделал шаг вперёд, в центр комнаты.
— Игорь Белославов. Рад знакомству.
— Ну-ну, — снова встряла Антонина, с шумным вздохом откладывая в сторону свой телефон. — Слышали мы про вас, слышали. Этот ваш… «Царь-Мангал». Шуму-то наделали на всю губернию. Говорят, вы там какой-то сорной травой еду посыпаете вместо нормальных, проверенных порошков?
Она произнесла слово «травой» с таким неприкрытым презрением, будто я кормил людей сеном прямо с луга.
— Помилуйте, Антонина, какая ещё трава? — тут же вклинился пижон Жорж, лениво переворачивая страницу. — Это называется «возврат к истокам», «близость к природе». Очень модная тема была… лет семьдесят назад. Сейчас, конечно, уже никому не интересно. Сейчас в тренде молекулярная магия и полная деконструкция вкуса.
И тут Антонина, видимо, решив, что пора переходить в решительное наступление, кряхтя, поднялась со своего места. Она встала прямо передо мной, уперев руки в бока, и громко, чтобы слышали все, заявила:
— Я вам вот что скажу, молодой человек. Настоящая, высокая кулинария — это магия! Это великое искусство, а не ваше это ковыряние в грязных грядках! Это наука о правильном и гармоничном сочетании первозданных магических эссенций, а не какое-то бабкино знахарство! Мои клиенты платят огромные деньги за волшебство, за яркие эмоции, а не за то, чтобы жевать ваш этот… — она снова скривилась так, будто съела лимон, — силос.
В комнате повисла напряжённая тишина. Даже нервный Викентий перестал вытирать руки и замер, уставившись на нас. Все смотрели на меня, ожидая ответа. Ждали скандала, перепалки, первого акта этого дурацкого шоу. Я чувствовал, как напряглась рядом Светлана, готовая в любой момент ринуться в бой и защищать меня.
А я просто смотрел на эту разукрашенную, крикливую женщину и чувствовал не злость, а усталость. Я видел таких, как она, сотни раз в своей прошлой жизни. Они точно так же кичились своими «авторскими техниками», «секретными ингредиентами», но при этом не могли ничем удивить.
Поэтому я просто позволил себе лёгкую и вежливую улыбку.
— Вы, безусловно, правы, — ровно и тихо сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Кулинария — это великое и сложное искусство. И я искренне желаю всем нам сегодня удачи на этом поприще.
И, не говоря больше ни слова, я спокойно отошёл к столу, демонстративно открутил крышку на бутылке с водой и сделал несколько медленных глотков, всем своим видом показывая, что разговор для меня окончен.
Эффект был лучше, чем от любой, самой язвительной и остроумной отповеди. Антонина застыла с открытым ртом, как рыба, которую только что вытащили на берег. Она что-то злобно прошипела себе под нос, чего я не расслышал, и с грохотом плюхнулась обратно на диван, который жалобно скрипнул под её весом.
Верещагин едва заметно качнул головой. А Светлана победно мне подмигнула.
Да, шоу определенно началось.
* * *
Только когда они остались вдвоём, граф медленно поднялся со своего места. Никакой спешки. Он аккуратно поправил манжеты белоснежной рубашки. В отличие от взвинченного барона, граф был спокоен. На его лице не дрогнул ни один мускул. Неторопливо он подошёл к бару и достал пузатую бутылку старого коньяка и два тяжёлых хрустальных бокала.
— Коньяк? — предложил он, не оборачиваясь. — Урожай ещё прошлого века. Мой дед лично закладывал эти бочки. Удивительно сбалансированный вкус.
Свечин что-то раздражённо буркнул в ответ, но от напитка не отказался. Когда граф наполнил бокалы, аромат старого коньяка медленно поплыл по кабинету.
— Он принял приглашение на это шоу! — снова завёлся Свечин. — Ты понимаешь? Он плюнул нам в лицо! Собирается играть на публику в этом цирке для простолюдинов! Он совсем дурак или просто настолько наглый?
Яровой наконец повернулся к нему. В его глазах не было ни злости, ни раздражения. Только холодный, внимательный расчёт.
— Он не дурак, Аркадий. И не просто наглец. Он игрок, — спокойно ответил граф. — Игрок, который очень хорошо понимает, где находится сила. Он знает, что его сила сейчас — в публичности. Эта его журналисточка… ты заметил её брошь? Дешёвая побрякушка, но в ней был глазок камеры. Они всё записали. Каждое наше слово. Они готовились к этому разговору. Они ждали от нас угроз или этого предложения. И он не дрогнул. Не повёлся на деньги. Это не глупость. Это расчёт.
— Тогда его нужно просто убрать, — прорычал Свечин. — Тихо и быстро. Как мы уже делали раньше. Проблем-то.
Граф сделал маленький глоток коньяка, на секунду прикрыв глаза, словно оценивая вкус.
— Как и с его отцом? — уточнил он мягко.
От этих слов Свечин вздрогнул. Он замер с бокалом в руке. В его памяти на мгновение всплыла неприятная, давно забытая картина.
— То было другое дело, — глухо ответил он, отводя взгляд. — Тогда это было необходимо.
— Необходимо, но очень грязно, Аркадий, — холодно возразил Яровой. — И сейчас времена другие. Этот парень — не его отец. Его отец был просто поваром, которого подставили. По крайней мере, так об этом пишут наши газеты. А молодой Белославов — герой. И если он сейчас «случайно» пропадёт, мы своими руками сделаем из него легенду. Мученика за правду. Ты представляешь, какой шум поднимется? Его имя будет на знамёнах у каждого недовольного в империи. Мы сами выкопаем себе могилу.
— Так что же, смотреть, как он побеждает⁈ — не унимался Свечин. — Смотреть, как он топчет наш бизнес, а мы будем стоять в стороне и улыбаться?
Яровой медленно повернулся. На его тонких губах