Я спокойно, не торопясь, подошёл к столу. Не смотрел на сочувствующие лица зрителей. Не смотрел на торжествующую рожу Антонины. Я просто делал свой выбор.
Первое — мешок с булгуром. Отличная, сытная крупа, которая впитывает в себя любые вкусы.
Второе — хороший кусок свиной шеи. Простое мясо с жирком, которое при правильном подходе станет нежнее любого стейка.
И третье. Бутылка дешёвого красного вина.
— Итак, выбор сделан! — закричал ведущий. — Булгур, свинина и красное вино! Какой смелый выбор! По правилам, мы также разрешаем нашим финалистам использовать базовые приправы! — с этими словами он покосился на меня. — Будь они магическими или прямиком с диких лугов!
М-да, что за грубость? Я же эти травки собирал, высушивал, подготавливал… а вы ко мне, как к варвару? Всё пытаетесь выставить меня деревенским олухом? И это после двух побед? Сколько же тебе заплатил Яровой, улыбчивая ты сволочь?
Антонина не выдержала и хихикнула. Она уже видела себя победительницей.
Раздался удар гонга. Финальный час пошёл.
* * *
Слева от меня Антонина накинулась на свой стол. Зашипело масло, и по павильону пополз странный, неприятный запах, будто смешали духи и жжёный сахар. Она металась по кухне, как курица, хватая всё подряд без всякой логики. В одну сковороду полетели гребешки, в другую — гусиная печень. Одновременно она зачем-то засунула в блендер светящийся мох, который с отвратительным жужжанием превратился в зелёную жижу. Это была не готовка, а паника человека, которому дали слишком много дорогих игрушек.
Справа же, наоборот, стояла тишина. Верещагин работал так спокойно, будто вокруг него никого не было. Каждое его движение было медленным и точным. Он взял утиную грудку и, не торопясь, сделал на коже аккуратные надрезы. Затем положил её на холодную сковороду, кожей вниз, и только потом включил слабый огонь. Так делают только настоящие профи: жир медленно вытапливается, кожа становится хрустящей, а мясо остаётся нежным. Он не суетился, он работал.
А я просто стоял и смотрел на это шоу. Я чувствовал на себе взгляды из зала. В них читалась откровенная жалость. Операторы лениво наводили на меня камеры, не ожидая ничего интересного. Ведущий уже взахлёб расхваливал Антонину, которая сейчас «создаст симфонию вкусов».
И в этот момент, стоя под софитами и чувствуя на себе взгляды сотен людей, я вдруг успокоился. Стало так легко и просто. Они думали, что загнали меня в угол, а на самом деле дали мне лучший подарок. Они создали идеальные условия, чтобы показать, что главное — не цена продукта, а умение с ним работать.
Я позволил себе лёгкую усмешку и посмотрел прямо в тёмный глазок ближайшей камеры. Я знал, что он смотрит. Граф Яровой. Сидит в своём кресле и ждёт моего провала. Эта улыбка была для него.
Ну что ж, господа хорошие. Хотели шоу? Будет вам шоу.
Первым делом — мясо. Я взял кусок свинины. Нарезал его на крупные куски, поставил на самый сильный огонь сковороду и раскалил её до лёгкого дымка. Ни капли масла. И бросил мясо на сухую, раскалённую поверхность.
Тш-ш-ш-ш!
Сковорода взревела. Я быстро, постоянно переворачивая, обжаривал кусочки со всех сторон. На мясе тут же появилась золотистая корочка. Я запечатывал сок внутри каждого куска. Когда все они стали румяными, убавил огонь и сделал то, чего никто не ждал.
Я взял бутылку вина и щедро плеснул в сковороду. Меня окутало облако пара с приятной винной кислинкой. Деревянной лопаткой я начал соскребать со дна всё, что прижарилось. Эти тёмные частички не грязь, а самый смак, душа будущего соуса. Затем я бросил туда пару раздавленных зубчиков чеснока и пару веточек тимьяна. Накрыл крышкой, убавил огонь до минимума и оставил. Теперь нужно просто дать времени сделать своё дело.
Пришла очередь булгура. Большинство поваров просто залили бы его кипятком. Лентяи. Я же высыпал крупу в сухой сотейник и начал обжаривать. Через минуту по павильону поплыл тонкий ореховый аромат. Тёплый и уютный. Я будто разбудил эту крупу.
И только когда булгур стал золотистым, я приподнял крышку сковороды с мясом, зачерпнул несколько половников рубинового бульона и вылил его на крупу. Она жадно зашипела, впитывая ароматную влагу. Я заставил кашу пропитаться вкусом мяса и вина. Это был не гарнир, а равноправный партнёр.
Последний штрих — соус. Я выловил из сковороды куски мяса и отложил их в сторону, накрыв фольгой, чтобы они отдохнули. А в сковороде остался сок. Я снова включил огонь на максимум. Жидкость начала пузыриться, испаряться, густеть. То, что было просто бульоном, на глазах превращалось в тягучий, блестящий соус.
* * *
Первым пошёл Пётр Семёнович. Ни капли волнения, только холодное достоинство. Он нёс тарелку, и я уже знал, что там. Утиная грудка, выложенная идеальными ломтиками. Рядом — гладкое пюре из пастернака и несколько капель тёмного соуса. Классика. Безупречная, выверенная и до смерти скучная.
Судьи ковыряли его утку вилками с видом знатоков, долго жевали, закатывали глаза.
— Что ж, Пётр Семёнович, — наконец сказал усатый критик. — Это безупречно. Как и всегда. Идеально приготовлено, тонкий соус. Классика.
— Хоть в учебник помещай, — поддакнул ему лысый.
Старик молча кивнул и вернулся на место. Его похвалили, да. Но в их голосах не было ни капли восторга. Уважение было, а радости нет. Будто отчёт приняли. Красиво, правильно, но мёртво.
Потом на сцену выплыла Антонина. Она несла свою тарелку так, будто это не еда, а сокровище. Я едва сдержал смешок. Потому что это была не тарелка, а катастрофа. Безумная мешанина из всего самого дорогого, что она смогла найти. В центре — огромный кусок фуа-гра. Рядом — несколько гребешков. И всё это залито ядовито-зелёной жижей и посыпано чёрной крошкой трюфеля. По краям — половинки перепелиных яиц.
— «Семь сокровищ императора»! — объявила она. — Семь изысканных вкусов, усиленных магией первозданного огня!
Судьи с опаской зачерпнули вилками эту кашу. И в ту же секунду их лица перекосились. Усатый закашлялся так, что усы подпрыгнули. Лысый поперхнулся и сорвал с носа запотевшие очки. А третья судья просто замерла с открытым ртом.
Их ударило вкусом. Семь ярких продуктов, усиленные дешёвой магией, устроили драку. Нежный гребешок был убит наглостью фуа-гра. Тонкий аромат трюфеля был погребён под крикливой вонью шафрана. Это была пьяная потасовка на базаре, где каждый пытается перекричать