Таня молчала. Я приподнял голову, заглянул ей в лицо — нет, не спит. Задумалась.
— Ладно, сам погашу, мне не трудно, я стихийник по документам.
Посмотрел на свечу и, сосредоточившись изо всех сил, заставил огонёк погаснуть. Наступила тьма. И тьма эта восшуршала рядом со мной.
— Нет, — сказала она человеческим голосом. — Не могу пока.
— Да пока и не надо, я до свадьбы не планировал.
— Саша, фр! Разумеется, ничего подобного не должно быть до свадьбы! Я совершенно не об этом.
— А о чём?
— О том, что не могу достойно тебе ответить.
— М-м-м…
— Саша, ты что, спишь, что ли⁈
— Господи, нельзя же так вот человека будить! Нет, не сплю, слушаю. Очень интересно всё, что ты рассказываешь.
— А что я рассказывала?
— Что не можешь.
— Чего не могу?
— Ничего не можешь. Слаба и нерешительна, потому без меня пропадёшь. Но я тебя не брошу, не бойся. Спи, всё хорошо будет.
— Саша, ты невыносим!
— Да ладно, носила ты меня, было дело.
— Фр-р-р! Ты не относишься серьёзно к тому, что для меня имеет такое первоочередное значение!
— Да что именно? Куда ты там чего ответить не можешь?
— Я не могу вот так запросто сказать, что я тоже люблю тебя! Как ты, как будто так и надо! А мне постоянно кажется, что как только я скажу, грянет гром и земля разверзнется!
— Не, ну тогда действительно не надо. Посреди ночи такие приключения… Я не готов. Я против.
— Почему это для меня так тяжело⁈ И сердце так и заходится. Вот, послушай, дай руку! Чувствуешь?
— Чувствую.
— Стучит?
— Ещё как.
— Вот, теперь ты понимаешь, в каких сильных чувствах я пребываю!
— То есть, тебе действительно проще заставить меня пощупать твою грудь, чем произнести три слова?..
— Ой!
— Не красней, всё равно в темноте не вижу.
— Я не краснею!
— Зажги свечу.
— Не буду!
— Тогда спи.
…
— Как я могу спать, когда ты лежишь рядом⁈
— Вот теперь я начинаю понимать Даринку…
— Это была плохая идея, меня всю трясёт! Я… Я уйду. Саша, ты не обидишься, если я уйду?
— М-м-м…
— Саша, ты опять уснул⁈
Она ушла. На целых три минуты, в течение которых я с тоской слышал из коридора какие-то стуки и шепотки. Дурное предчувствие не обмануло — скоро скрипнула дверь.
— Даринка заперлась, не пускает…
— Ужас какой. Интересно, почему она так поступила?..
— Саша, я в отчаянии, мне негде спать!
— Да Господи ты, боже мой!
Я одним порывом мысли зажёг свечу, встал с кровати. Отодвинул Таньку от стола, достал из ящика лист бумаги, откинул крышку на чернильнице и, макая перо, вывел:
«В ночь такого-то дня, такого-то месяца и года Татьяна Фёдоровна Соровская легла в мою постель, повернулась ко мне спиной, прижалась, как доверчивый котёнок, и спокойно уснула, не шевелясь до самого утра, а утром проснулась и вновь стала собой».
Оторвав клочок, я поджёг его над свечой, и когда он как следует вспыхнул, положил на подсвечную тарелочку. Бумага прогорела, я задул свечу.
— Мы ещё даже не женаты, а я уже даю тебе сильнодействующее снотворное, запрещённое законом. Что ж дальше-то будет? Я прямо заинтригован, у меня интересные предчувствия насчёт нашего брака. Ложись.
Магия Ананке отработала безукоризненно. Танька спала до самого утра, а утром разбудила меня всхлипываниями.
— Доброе утро, — пробормотал я, приходя в себя и ощущая всем телом прижатую ко мне Таньку.
— Доброе, — хлюпнула она.
— Нам грустно?
— Угу…
— Что случилось?
— Я о нашей свадьбе думала.
— Ну давай отменим всё, не будешь больше думать.
— Я не хочу отменять! Я же всё твёрдо решила.
— А ревёшь тогда чего?
— Жалко, что мама не увидит… Она бы так за меня радовалась.
Я молча погладил невесту по голове. Она развернулась, обняла меня. И в этот самый момент открылась дверь.
— Александр Николаевич, я прошу прощения, я вчера буквально замертво упал, едва добравшись, скажите, получилось что-нибудь ре… шить…
Фёдор Игнатьевич остановился над кроватью, глядя на нас взглядом человека, которому вонзили нож в спину. Танька не придумала ничего лучше, как натянуть на голову одеяло.
— Решить — пока ничего не решили, — сказал я, перелезая через неё. — Однако перспективы у авантюры есть, Вадим Игоревич нащупал ментальность. В целом, команда заинтересована, будем работать. Сегодня планируем всё досконально обсудить, выработать стратегии, ну и двигаться уже в каком-нибудь направлении.
— Что же вы делаете…
— В библиотеку пойдём, почитаем какие-нибудь неочевидные книжки, возможно, найдём ответы.
— До свадьбы, в одной постели… Дочка моя, маленькая…
— Фёдор Игнатьевич, это ровным счётом ничего не означает. Просто Дарина Татьяну к себе не пустила, вот и всё. Не мог же я невесту в коридоре оставить.
— Да… Да, конечно. Вы не могли.
— Ну, вот, видите…
— Я вижу. Я всё вижу. Что ж, совет вам да любовь, как говорится… А я — а что я? А мне пора собираться на службу.
— На-на, на-на-на, на-на-на, на-на, на-на-на, на-на…
— Спасибо, Диль, я не сплю. Встретимся за столом.
— Хорошо, хозяин.
Диль исчезла. Фёдор Игнатьевич вышел, шагая, как зомби. Я прикрыл за ним дверь и вернулся к кровати. Одеяло сотрясалось. Представив себе огромное пятно от слёз, я задал себе вопрос, так ли уж хочу менять свою холостую свободу на пусть и интересную, но всё-таки семейную жизнь. Вышло, что таки да. Значит, придётся как-то терпеть неудобство. Частично преодолевать.
Я отдёрнул одеяло и обнаружил, что Танька самозабвенно хохочет, закрывая рот ладонями и тихонько сквозь них попискивая. Пришлось и мне присоединиться. В общем, утро началось хорошо.
* * *
— Как обстановка дома? — вскользь спросил Серебряков, не поднимая глаз от книги.
Мы, как я и говорил, оккупировали библиотеку. Янина Лобзиковна и Порфирий Петрович вспотели, таская нам книги. По истории магии, по теории и практике стихийной магии, по зельеварению, амулетостроению и по чёрт знает, чему ещё.
Леонид забил на свои аспирантские обязанности, Анна Савельевна со спокойной душой закрыла кафедру — занятий у неё сегодня и не было. Серебряков, как истинный аристократ в самом прямом смысле этого слова, никакой работой обременён в принципе не был. Ну а Боря и Стефания учились, забегая к нам на переменах посочувствовать.
— Напряжённо, — охарактеризовал я одним словом домашнюю обстановку. — Всё это для всех полнейшая неожиданность, и никто до сих пор не может прийти в себя. Слабаки. Только лишь я один гордо рею над седой пучиной моря, чёрной молнии подобный.
— Какой интересный образ, — заметила Кунгурцева.