С трудом я снова повернул голову к окну. Там лежало спокойное и умиротворенное море. Вдали короткой вереницей уходили на дежурство броненосные корабли. Один за другим они скрывались за черной скалой, похожей на мертвую рыбу. А над ними мерцали звезды. Где-то среди них шуршали панцирями в глубине горных пород ледяные моллюски. Где-то там раздавались голоса прошлого, таились великие чудеса и жестокие тайны.
Ночной визит
Два года назад на скалистом берегу Исланда стоял старый маяк. Сейчас там можно найти только руины и старую кованую ограду, от которой разбегаются к волнорезу и смоляным пирсам мощеные дорожки. Но я еще помню, как его каменная громада разрезала закатное небо, а теплый свет окошек лился в ночь и освещал путь даже тогда, когда с маяка сняли фонарь и зеркала. Поначалу казалось, что маяк теперь необитаем, но поутру можно было заметить одинокую фигурку смотрителя, спускающуюся к пристани и через четверть часа возвращающуюся обратно. Вечерами в окнах зажигались масляные лампы и возвращали старым стенам жизнь. Если не спускать со строения глаз, то ближе к полуночи, когда небо становится черным и прозрачным, а над скалами встает серп Планеты в сопровождении призрачных Ганимеда и Каллисто, можно было заметить бредущую вдоль берега фигуру, почти неразличимую на фоне высоких тяжелых валунов. Фигура шла медленно, словно сгибаясь под тяжестью собственного плаща и намокшей вязаной шапки под широким капюшоном. Незнакомец всегда проходил мимо, затем возвращался к маяку, обходил его вокруг и только после этого делал три увесистых стука в дверь. Открывали не сразу, но всегда. Не было ни ночи, чтобы хранитель не приоткрыл двери и не впустил незнакомца, как и ночи, когда бы тот не появился на берегу.
Но в тот год, когда судьба связала меня с маяком и его тайнами, я ничего не знал ни о незнакомце и его странном ритуале, ни о том, что маяк уже доживает последние дни, уступив место коротковолновой радиовышке. Мне нужна была работа и как можно скорее, учитывая мое крайне бедственное положение. В поисках вдохновения для своих эскизов я прибыл на рубиновые берега Исланда, имея с собой лишь пару сотен талеров, выходную рубашку и гору неуемного энтузиазма, и очень скоро меня постигло разочарование. Художников «мертвой природы» тут было куда ли меньше, чем крачек, гнездившихся в ржавых скалах, и каждый из них имел твердое намерение оставить посещение острова яркой страницей своей жизни, в которой помимо того было место хорошей работе, семье или наследству отца. Очень поздно я понял, что остров хорош как муза, но никуда не годен в роли постоянного дома. Деньги быстро закончились, включая отложенные на паром. Продать картины тем, кто видел красоту багровых скал с восхода солнца и до позднего вечера, никак не получалось. В конце концов я отправил эскизы почтой своему приятелю в художественную галерею, надеясь получить хоть немного денег с предстоящей выставки, и принялся ждать, попутно подыскивая хоть небольшой временный доход.
На объявление о работе я наткнулся случайно. Здесь, на острове не слишком большом и населенном, не принято было ставить доски объявлений, и новости перекочевывали от рыбака к продавцу, от пекаря к часовщику, от мельника к отставному гарнизонному вояке, охраняющему теперь склад с рыбой, и круг замыкался. Внезапно белый листок на двери знакомого бара заставил меня остановиться, вчитаться в полузнакомые строчки южного диалекта, а затем быстро отцепить его от крашеных досок и сунуть в карман. Уже к вечеру, как минимум за час до обозначенного в объявлении времени, я топтался на невысоком пороге маяка и ковырял ногтем его сырые, блуждающие стены. Маяк был невысок, но основателен в своей постройке: не дерево, а чистый камень, массивный у основания и покрытый слоями штукатурки. Он стоял не меньше сотни лет, прежде чем я постучал в его двери.
Но дверь внезапно открылась сама. Я увидел поднимающуюся наверх лестницу и груды коробок, стоящих под ней. Некоторые оказались опечатаны. Странный округлый предмет, испугавший меня сначала тем, что в нем шевелилось мое искаженное отражение, оказался старой сгоревшей лампой.
– Поднимайтесь, – услышал я голос за спиной. Коренастый старик с рыжей бородой прижимал к груди корзину с рыбой и моллюсками и никак не мог протянуть руки для пожатия. Я только кивнул в знак приветствия, но остался внизу.
– Вы же насчет работы, ведь так?
Я рассеянно кивнул.
– Сразу скажу, что работа временная, пока не прибудет инспектор Конкордии и такелажники и не заберут весь этот хлам на материк. Все оборудование маяков – собственность Конкордии, под чьим бы флагом ни был остров, вы же знаете, да? – и, не дождавшись ответа, продолжил: – Все давно разобрано и упаковано, даже частично опечатано. Все, что нужно, – хранить эти коробки и фонарь до прибытия инспектора. Конечно, желающий посягнуть на эту груду металла тут вряд ли найдется, но таков порядок.
Он замолчал. Я тоже, ожидая информации об условиях, но незнакомец только протянул мне две сотни талеров и указал наверх.
– Там есть спальня и кухня. Даже кое-что из книг сохранилось. Я связался с властями Конкордии, и они пообещали команду через две-три дня, но, зная этих бюрократов, задержится все не меньше чем на неделю. Если к выходным не появится инспектор, дам еще сотню.
Меня это вполне устроило. Особенно бесплатный ночлег и уединение, не говоря уже о хоть и небольших, но очень необходимых деньгах.
– Вы бывший хранитель? – спросил я, принимая деньги.
– Нет, разумеется. Я Марк, комендант порта, хотя смотрителя знал хорошо. Бедолага скончался пару дней назад. К счастью, не тут – можете не осматриваться. Не выдержало сердце при подъеме на холм, как сказал лекарь. Но не удивительно: оттрепал нас, мальчишек, за уши, уже не имея на голове и в бороду ни единой неседой волосинки.
Мы помолчали. Спохватившись, Марк выдал мне ключи и поспешно удалился, оставив меня наедине с тишиной стен, шумом прибоя за окнами и одиночеством, в котором копошились демоны вдохновения.
Может показаться, что подобная работа способна внушать лишь скуку и смертельную тоску, но это было не так. Не обремененный обязанностями вроде необходимости следить за фонарем, лишь недолгое время я провел созерцая белые стены и скудную мебель, отгоняя от себя мысли, что те несколько талеров, полученные за охраны руин,