Морщусь. Боже, я ведь этим зарабатываю на жизнь.
Она смеётся — и я замираю. Этот смех… в нём что-то до боли знакомое. Как запах дыма — неуловимый, но родной. В другой жизни, может, я бы знал, как вести себя нормально. Или хотя бы не нести чушь.
— Спасибо, — говорит она, морща лоб с лёгким, сбитым с толку удивлением. — Наверное.
Я киваю и смотрю на неё ещё секунду, прежде чем развернуться и направиться в сторону коридора. Начинаю менять тему эфира.
«Как завести разговор с незнакомцем — и почему не стоит упоминать оральный секс».
«Худшие фразы для начала знакомства».
«И как жестами объяснить, что обычно ты гораздо собраннее, просто жизнь подставила тебе пару подножек, и теперь ты не совсем уверен, на месте ли твоя голова».
Мэгги выскакивает из-за двери, как радиогремлин, помешанный на рейтингах. Смотрит на меня с таким видом, будто готова испепелить взглядом — и, в общем, логично. Но потом её взгляд соскальзывает за моё плечо, и выражение лица меняется.
Появляется улыбка — точно такая же, как в её кабинете, когда она только вынашивала свой план «Спасения струн сердца».
А эта улыбка никогда не сулит мне ничего хорошего.
— Ты пришла, — звонко говорит она, вежливая до неправдоподобия.
Кажется, пытается копировать Мэри Поппинс18. Получается пугающе неестественно. Я так заворожён этой странной, вымученной улыбкой, что не сразу понимаю, к кому она обращается.
К той самой женщине из вестибюля.
Мой мозг реагирует с двухсекундной задержкой. Всё разворачивается, как в замедленном кадре.
— Спасибо, что откликнулась так быстро, — добавляет Мэгги.
Женщина улыбается, но это не та улыбка, которую я, возможно, заслужил, неся чушь про зубы и оральный секс. Эта улыбка — натянутая, настороженная. Она проводит ладонями по куртке, суёт руки в карманы, тут же вынимает и протягивает одну для рукопожатия.
— Спасибо, что пригласили.
Мэгги бросается к ней, игнорируя протянутую руку, и заключает женщину в объятия. Я хмурюсь. Никогда прежде не видел, чтобы Мэгги обнимала кого-то добровольно.
Приглядываюсь к женщине — на всякий случай. Вдруг ей нехорошо? Или Мэгги воткнула ей в бок сломанную шариковую ручку?
Мэгги отстраняется:
— Никакого давления. Помнишь, что я говорила по телефону? Просто познакомишься с командой, посмотришь, как всё устроено, а дальше сама решишь, хочешь ли участвовать.
Я всё ещё не успеваю за происходящим. Пока Мэгги тащит её через вестибюль с почти истеричной улыбкой, я успеваю осознать три вещи — одну за другой, с ударом сердца под каждую:
Её глаза — точно такого же зелёного цвета, как канарский плющ «Глюар де Маренго»19, который отец посадил у нас во дворе. Каждый раз, когда я приезжаю, он тащит меня к кустам и декламирует ботанические факты, будто живая энциклопедия.
На её куртке вышито имя — «Лю». Аккуратными, чёткими буквами.
Я знаю, где слышал этот смех.
«Струны сердца»
Звонящий: «А как она выглядит, эта Люси?»
Эйден Валентайн: «Понятия не имею».
Звонящий: «Совсем не представляешь?»
Эйден Валентайн: «Совершенно. Я слышал только её голос».
Глава 8
Люси
Я всегда думала, что люди, работающие на радио, выглядят… мягко говоря, неважно.
Так ведь и говорят: внешность — для радио. Мол, у тебя может быть харизма, обаяние, чарующий голос — но вот лицом тебе явно не на телевидение.
Глупость, если честно. Особенно в свете того, что…
Что у Эйдена Валентайна точно не лицо для радио.
У него лицо для рекламы мужского парфюма, которую гоняют между дневными мыльными операми. Где мужчина целеустремлённо идёт по коридору отеля. Или по пустыне. По какой-то причине валяется в пыли, срывая с себя футболку одной рукой. Там ещё волки, возможно. Мрачная музыка. Молнии.
Эйден выглядит как принц из диснеевской сказки — только в худи от Carhartt20. Немного потрёпанный жизнью. Прямой нос. Тёмные, чуть взъерошенные волосы. Полные губы. Миндалевидные глаза — может, серые, может, синие. Я не смогла понять в вестибюле и не могу сейчас, хоть и очень стараюсь. Продолжаю бросать на него взгляды через окно в стене студии, куда он юркнул сразу после того, как пожал мне руку.
Не понимаю, как человек с такой внешностью просто… живёт. Гуляет по улицам. Ведёт радиопередачи.
Он же вполне мог бы возглавить культ.
— Не обращай на него внимания, — говорит Мэгги, отмахиваясь, пока расчищает себе место на столе.
Кабинет крошечный — больше похож на переоборудованную кладовку, чем на полноценное рабочее пространство.
— Он немного… не в себе.
Я ловлю на себе взгляд Эйдена — он нахмурился, заметив, что я за ним наблюдаю. Тут же поправляет громоздкие наушники — те самые, в которых любой выглядел бы глупо, но только не он, — и разворачивается к пульту, склоняясь над панелью с кучей непонятных кнопок и рычажков.
Мне трудно совместить голос Эйдена по телефону с тем, кого я вижу сейчас. В голове сложился совсем другой образ. Кто-то постарше. Мудрый. Терпеливый. С проседью на висках. Очки, съехавшие на самый кончик носа. Рядом — стопка книг по отношениям. Чашка с чаем, трубка… возможно.
Я точно не думаю, что разговариваю с двухметровым мужчиной с вечно взъерошенной шевелюрой на голове и странной тягой к стоматологическим шуткам.
Отвожу взгляд и снова смотрю на Мэгги.
— Прости, — говорю, касаясь пальцами переносицы. Надо собраться. — Ты что-то спрашивала?
Мэгги хмурится:
— Ты не обязана делать то, что тебе не по душе. Если чувствуешь себя некомфортно…
Я отмахиваюсь. Да, мне неловко — но, наверное, любому было бы на моём месте. Иногда дискомфорт — это хорошо. Необходим. Он открывает дорогу к лучшему.
Так говорят все эти подкасты по самопомощи, которые я слушаю, лёжа на тележке под днищем машины.
Мэгги постукивает ручкой по столу. Вряд ли она вообще хоть раз слушала такой подкаст. Волосы у неё идеально уложены. Блузка заправлена в безупречно выглаженные широкие брюки. Она будто только что сошла с подиума. А я… выгляжу так, как будто и правда только что вылезла из-под машины.
Со своими подкастами.
Я вздыхаю:
— Я не уверена… — Проглатываю сомнение. Пора найти ту версию себя, которая уверена, смела и знает, чего хочет. — Я не уверена, что подхожу для вашей аудитории. У меня нет никакого опыта в подобных вещах.
Мэгги внимательно на меня смотрит:
— И что, по-твоему, нужно моей аудитории?
— Без понятия. Но почти уверена, что точно не двадцатидевятилетняя девушка-механик с проблемами самооценки и дочкой-подростком, которая звонит на радио при первом удобном случае, чтобы