Потом он бежал впереди наспех одетых матери Гали и жены Ляревича, приходящейся тетушкой Гале, но в больницу его не пустили… И Петька, промерзнув у ворот, понуро побрел домой.
В школе Петька умолчал о происшествии, и ребята ничего не подозревали. Только девочки шептались между собою, а Люся Веселова коротко сообщала Петьке:
— Галя все еще больна.
Галю взяли из больницы, но она была слаба, и долго еще Петьке не привелось видеть ее.
Глава 10. Конец Прони
Жители с нетерпением ждали вступления в город частей Красной Армии и готовились к торжественной встрече. На реке поставили триумфальные ворота, поперек улиц протянули хвойные гирлянды, дома украсили флагами; на главной улице скульпторы высекли из глыб голубого льда фигуры Рабочего и Свободы [210]. Все выглядело очень нарядно, празднично, но приход армии задерживался.
Начало пригревать солнце. Закапало с крыш. Над статуями сделали защитные балдахины из красного шелка, и они стали еще красивее.
Приготовления к встрече подогревали воображение горожан. Говорили самые нелепые вещи, верили им и сами потом себе удивлялись.
— Петька, ты слышал: десять тысяч пирожков напекли! Они черствеют, и, говорят, что их будут раздавать школьникам.
— Вот здорово! Надо в школу идти… Только врешь ты! — восклицал Петька, давно мечтающий поесть досыта.
После стольких ожиданий торжественного вступления войск в город со знаменами и громом оркестров Петька чуть не пропустил этот момент. Он спохватился, увидев на боковой улочке тощих лошадей, с трудом волочащих сани во двор. Измученные переходами люди шлепали сырыми валенками по раскисшей и почерневшей дороге.
Издали доносились звуки оркестра, и Петька бросился на главную улицу, где проходили колонны подтянутых красноармейцев и куда все собрались встречать армию.
Голова колонны со знаменами прошла вперед, и Петька не рискнул догонять ее, да и не пробраться было по запруженной народом улице.
Встречая каждую новую роту, люди вновь и вновь кричали «ура». Радостное волнение передавалось по улице из конца в конец. Прошла пехота, проехали конники, провезли пушки, — прошли все войска, а по боковым улицам еще тянулся хвост не участвовавшего в параде обоза.
«Наверное, и к нам приехали», — подумал Петька и побежал к дому. Въезжали подводы во двор к Генке, и Петька, не спуская глаз с пулемета, стоящего на возу, пошел следом за ними.
Хозяйки приветливо встречали бойцов, грели самовары и зазывали пить чай. Красноармейцы, радуясь отдыху, быстро выпрягли лошадей, разошлись по квартирам, и у саней никого не осталось.
Пулемет закрыли брезентом, но зато внимание ребят привлек железный ящик с патронами, насыпанными как попало.
— Дяденька, можно взять патрон? — спросил Генка у красноармейца, выскочившего на крыльцо.
Тот, торопясь во флигель и перескакивая через лужи, неопределенно махнул рукой.
— Можно, — решил Генка, истолковав широкий жест красноармейца в свою пользу.
Если можно взять один патрон, почему нельзя — два? Если берет один человек, — как не взять остальным? Чем они хуже других? Произошло то, что должно было произойти: ребята накинулись на коробку, и вскоре у каждого оказалось по горсти патронов.
Все ребята — и Генка, и двое мальчишек из второго флигеля, и Колька, и Филька — уселись на крылечко перед парадной дверью. Зашел спор, — какой порох в патронах: черный или зеленый, квадратиками или круглыми палочками, тонкими, как наломанные иголки.
Петька взял у Генки один патрон, покрутил его в руках и неожиданно легко вынул пулю. Из патрона посыпались желтые пластинки пороха. Не прошло и пяти минут, как ребята разрядили свои патроны, а порох высыпали в кучки.
Порох у всех был пластинчатым. И кучки оказались одинаковыми, и это снова оказалось не так интересно. Петька провел пальцем дорожки от кучки к кучке.
— Я подожгу, — сказал он и, чиркнув спичкой сунул ее в порох.
Длинное пламя взлетело столбиком кверху, огонь по дорожкам из пороховых чешуек перескочил к другим кучкам, и на крыльце запылал фейерверк.
Продолжалось зрелище секунды, но в это время в ворота вошел военный, одетый в полушубок. Он понял, что тут происходит; в глазах его мелькнула усмешка, но он скрыл ее и строго окликнул:
— Это что творится!?
Ребята растерянно топтались на месте, а военный продолжал:
— Нам дорог каждый патрон. Мы прошли тысячи селений и городов, и если бы в каждом городе, в каждом доме мальчики жгли наши патроны, то чем бы мы воевали! Подумайте-ка сами. Такие мальчики действуют на руку врагам: они обезоруживают армию.
Ребята прогудели что-то невнятное: «Мы… немножечко… больше не будем».
— Я верю вам и надеюсь, что в будущем вы окажете услугу нашей армии, — сказал комиссар и вошел в дом.
Петьке было неловко от выговора комиссара. Уж лучше бы он кричал или наругал бы, как самых последних мальчишек. На этом бы и делу конец, а то так наговорил, что и сейчас еще уши горят.
В руках Петька держал ненужную пулю, а «фейерверк» даже не обуглил доски крыльца, а лишь слегка их подрумянил.
— Эх вы, тоже товарищи! — сказал красноармеец, выходя из дому.
Он был красен и, как видно, получил от комиссара хороший выговор.
Больше он не сказал ни слова и унес коробку с патронами.
— А что же делается у нас на дворе? — спохватился Петька.
В доме расположились красноармейцы. Мать вскипятила самовар и наставила полный стол всякой посуды.
Петька остановился у порога и с любопытством оглядел сидящих в кухне людей.
— Мальчик, тебе кого? — спросил один из них.
— Я здесь живу, — ответил Петька.
— Пожалуй, он сам может спросить — чего тебе здесь нужно, — сказал со смехом молодой, румяный боец, и все засмеялись.
— А, значит, хозяин ты. Вот мы к тебе в гости… Меня Николаем зовут, — представился первый красноармеец. — Садись с нами чай пить. Ты не бойся.
— Я не боюсь, да у меня хлеба нет, чтобы чай распивать.
— А ты садись, мы дадим…
— Да, дадите! У самих, наверное, нечего есть. Вы лучше скажите, — у вас там на подводах не остались патроны неприбранные?
Красноармейцы переглянулись: как не быть патронам? На то и армия.
— Вы лучше их приберите, а то мальчишки растаскают. Наши не тронут, а чужие могут… Сейчас одни чудаки по ошибке сколько пороху сожгли…
— Какого пороху?
— А на соседнем дворе из патронов высыпали.
— Это неладно…
— Знаю, что нехорошо. Комиссар уже ругался. Сказал, что воевать нечем, так я за порох ему другое отдам.
Петька, провожаемый глазами красноармейцев, прошел в свою комнатушку и залез в тайник под кроватью.
Он