— Ее одежду? О чем вы говорите?
Мой разъяренный тон заставляет его растеряться еще больше. Он начинает бормотать что-то в свое оправдание.
— О-о-она была в длинном зеленом платье, к-к-как вы видели во время прощания. В-в-ваша тетя Эсме предоставила его, и мы одели ее в него после, э-э-э, подготовки тела. Это, конечно, деликатный процесс, и мы изо всех сил старались следовать указаниям ваших тетушек…
— Ближе к делу!
Он выпаливает: — Платье, туфли и нижнее белье Лоринды были найдены на земле за открытым окном комнаты, где проходило прощание. Судя по всему, именно так тело вынесли из помещения.
Что бы ни отражалось на моем лице, мистер Андерсон бледнеет.
— Позвольте убедиться, что я правильно вас поняла. Вы хотите сказать, что кто-то вытащил тело моей бабушки из гроба, раздел его, а затем вынес через окно?
Он переминается с ноги на ногу.
— Ну… да.
Я смотрю на него, открыв рот от удивления.
— Надеюсь, что ваша страховка покрывает все риски, мистер Андерсон, — говорит Ронан. — Давайте посмотрим на одежду.
Я проталкиваюсь мимо него и направляюсь прямиком к окнам в противоположной части комнаты. Шторы раздвинуты, а окна распахнуты настежь.
Осторожно, чтобы не задеть подоконник, я высовываюсь из окна и смотрю вниз. Конечно же, прямо под окном лежит куча одежды. Сбоку из-под колючих зеленых листьев падуба выглядывают черные туфли на низком каблуке.
Подойдя ко мне сзади, Ронан заглядывает мне через плечо. Осмотрев место происшествия, он хмыкает.
— Это странно. На земле нет следов. И все аккуратно сложено.
— Кроме того, ее обувь стоит так, как будто она лежала в шкафу. Каблуки вместе, носки направлены вперед. Не похоже, что тело роняли или бросали. Зачем кому-то раздевать труп, выбрасывать его из окна, а потом тратить время на то, чтобы аккуратно сложить одежду, которую они оставили на земле?
— Может быть, они собирались привезти тело обратно?
Мы оборачиваемся и смотрим на мистера Андерсона, который, кажется, сожалеет о своем решении высказаться.
Я скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на него.
— Насколько я понимаю, вы просмотрели записи с камер наблюдения.
Он переводит взгляд с меня на Ронана и обратно.
— Эм. Ну.
Я воспринимаю это как «да».
— И? Что там было?
— Ничего подозрительного.
— Тело растворяется в воздухе – это ничего подозрительного? Как вы объясните одежду за окном? Она что, просто появилась на видео с камер наблюдения из ниоткуда?
Мистер Андерсон кашляет в кулак, затем поднимает глаза к потолку и морщится.
— Похоже, камера, которая снимает южную сторону здания, вышла из строя. По какой-то причине она ничего не записывала с шести часов.
— Как удобно. Позвольте вас кое о чем спросить. Вы что, организовали здесь нелегальную фабрику по продаже трупов? Вы продали тело моей бабушки на органы?
Надо отдать ему должное. Мистер Андерсон либо невероятный актер, либо его действительно травмировало это предположение, потому что он позеленел и его начало тошнить.
— Боже мой, нет! Честное слово, мы бы никогда не стали заниматься чем-то подобным! Мы очень гордимся своей репутацией, мисс Блэкторн, и ведем бизнес в соответствии с высочайшими этическими стандартами. Мы очень осторожны, действительно очень осторожны, особенно с клиентами с такой… — Понимая, что ступает на опасную территорию, он замолкает, панически моргая. — …репутацией, как у вашей семьи.
Жар разливается по моей коже, словно цветок, распускающий лепестки. Я делаю медленный, успокаивающий вдох, а затем бормочу: — О, я вам покажу репутацию. Я вам такую репутацию покажу, что у вас глаза на лоб полезут.
Сильная рука обхватывает мои бицепсы, и Ронан говорит: — У вас есть время до конца рабочего дня, чтобы выяснить, что случилось с Лориндой Блэкторн. Если я не получу от вас никаких известий до пяти часов, то позвоню в Государственный совет директоров похоронных бюро и добьюсь вашего окончательного закрытия. Мэйвен, давай посмотрим на гроб.
Ронан уводит меня за руку, посмеиваясь над тем, как я бормочу ругательства.
— Спокойно, спокойно. Я и забыл, какие у тебя острые коготки.
— Нет, не забыл.
Он снова усмехается.
— Ты права. Не забыл. У меня до сих пор шрамы на спине.
Я смотрю на него, но не могу понять по его лицу, был ли в этом комментарии сексуальный подтекст. Затем Ронан бросает на меня жаркий взгляд искоса, сопровождая его своей фирменной ухмылкой, и я получаю ответ.
— Ты невероятный, — говорю я.
— Спасибо, — отвечает Ронан все еще ухмыляясь.
— Это был не комплимент. Перестань ухмыляться, как клоун.
— Это мое обычное лицо. Я ничего не могу поделать с тем, какое оно.
— Конечно, можешь. Возьми камень и ударь себя им по носу. Или я с радостью сделаю это за тебя.
— Я обожаю, когда ты угрожаешь мне насилием. Я когда-нибудь говорил тебе об этом?
— Боже, я жалею, что вернулась домой.
— Нет. Это самое веселое, что с тобой случалось за последние годы.
Я вырываю руку из его хватки и иду к гробу. Не знаю, что я ожидала увидеть, когда наклонилась и заглянула внутрь, но там ничего не было.
Ни бабушки.
Ни серебряных монет.
Ни ножа с перламутровой рукояткой.
Тот, кто украл тело моей бабушки, не взял ее одежду, но забрал погребальные принадлежности, которые должны были быть захоронены вместе с ней?
Когда Ронан подходит ко мне, я говорю: — Здесь происходит что-то очень странное.
— Что стало для тебя первым тревожным сигналом?
— Еще раз заговоришь со мной в таком саркастическом тоне, и я позабочусь о том, чтобы у тебя не было детей.
— Ты имеешь в виду, еще детей?
Я закрываю глаза и с трудом выдыхаю через ноздри. Ощущение такое, будто я горю.
— Нет ничего неразумного в том, что отец хочет видеться со своим ребенком. Кроме того, это мое законное право.
— Ты издеваешься? Голый труп моей бабушки украли через окно, а ты вдруг решил обсудить право на посещение дочери, которую никогда не хотел?
— Я хотел ее. Просто тогда этого еще не знал.
— Я не собираюсь ничего отвечать на эту чушь.
— Знаешь, я искал тебя. Годами я нанимал лучших частных детективов, чтобы они нашли тебя. Но ты словно испарилась. За пределами Солстиса Мэйвен Блэкторн не существует.
— Если ты надеешься, что я поздравлю тебя с попыткой преследования, то удачи тебе.
— Ты ведь сменила имя, не так ли? Создала себе новую личность, чтобы тебя не нашли.
— Если ты не заметил, у меня сейчас чрезвычайная ситуация в семье. И нет времени на испанскую инквизицию.
— Посмотри на меня.
— Я лучше буду есть стекло.
Ронан берет меня за плечи и разворачивает к себе. Его глаза горят, он нависает надо мной – прекрасное чудовище, которое годами преследовало меня в кошмарах.
— Я хочу увидеться со своей дочерью. Отказ в доступе ничего не изменит. Тебе решать, сделаем ли мы это по-плохому или по-хорошему.
Это вызывает у меня усмешку.
— Ты угрожаешь мне судебным разбирательством?
— Я не хочу этого делать, но мое – это мое. Давай сделаем все по-хорошему.
Я не могу сдержать смешок, который срывается с моих губ.
— Боже. Твое высокомерие поражает. Ты и правда нечто особенное.
— Это «да»?
— Это «нет», потому что твоего ребенка не существует. Вскоре после моего отъезда у меня случился выкидыш. Отец Беа – офтальмохирург, живущий в Лос-Анджелесе. Доктор Бретт Латтман.
Ронан смотрит на меня, поджав губы и прищурившись. На его лице читается неприкрытое сомнение.
— По твоему чопорному выражению лица я вижу, что ты мне не веришь, но тебе достаточно просто взглянуть на нее. Ей девять, Ронан. Математика здесь не работает.
Когда мне надоедает, что он смотрит на меня с сомнением, я достаю из кармана пальто телефон и ввожу пароль, чтобы разблокировать его. Затем открываю недавнюю фотографию дочери и поворачиваю экран к нему.