Луиза с достоинством сошла с лестницы. Близняшки, которых отцовский свист застал у клеток с животными, вбежали в холл и стали пихаться у лестницы.
– Лулу, Лулу! Папа уезжает в Манилу! [В Малайю, дурачок! В Манилу и Малайю!] Луи, папа уезжает с экспедицией!
– Да, с экспедиционной армией, – подтвердил Эрнест.
– Знаю! – громко заявила Луи. – Раньше тебя узнала.
– Скажи Томасу Вудро, чтоб сообщил маме, – шепнул Сэм Эрнесту. Сэм и Хенни не разговаривали друг с другом, и даже столь важную новость он был вынужден передать жене через посредника. Эрнест уже не раз помогал выходить из затруднительных ситуаций. Он встал у северной – парадной – двери холла, которая находилась ближе остальных к комнате Хенни, и крикнул с важностью в голосе:
– Томкинс, папа скоро поплывет на Тихий океан и в Малайю, с экспедицией Смитсоновского института!
Хенни, разумеется, поняла, что эта информация предназначалась ей. Они услышали, как она сказала Эви, которая с опаской приблизилась к кровати матери:
– Передай ему, пусть хоть на костре сгорит, мне все равно.
Но Сэм, верный своим намерениям, послал к Хенни ее любимца, Томми. Тот тоже робко подошел к матери и еще раз передал это известие.
– Хорошо, сынок, – сухо ответила она.
Но Хенни нервничала. Она велела Эви сбегать на кухню и принести ей свежего чаю с тостом. Сегодня в доме проводились масштабные, незапланированные малярные работы. Хенни не выносила шума паяльной лампы, а от запаха краски – старой или новой – ее мутило. Обычно, когда в доме что-то красили, ей удавалось уехать в гости к сестре Хасси, жившей в Балтиморе, или пойти к портнихе, чтобы обсудить наряды для дочерей или просто посплетничать. Но этот ремонт свалился на нее неожиданно; к тому же, если Сэм действительно собрался ехать в экспедицию, ей надо было с ним переговорить, обсудить вопросы, касающиеся денег и детей. Сэм был просто фанатик в вопросах воспитания своего потомства; на этот счет он имел собственные идеи и требовал, чтобы все соответствовало его представлениям, до мелочей. Своим детям Хенни, если хочет, может делать прививки, это пожалуйста, но Луи – ни в коем случае; он не считал, что детей следует регулярно водить на осмотр к стоматологу и другим врачам, но и в школе, и в департаменте с пеной у рта доказывал, что детей всюду должны пускать бесплатно, поскольку сами они пока еще не зарабатывают; и так далее и тому подобное. Хенни возмущало, что Сэм вечно стремился демонстрировать свое превосходство над окружающими.
А еще нужны были средства на содержание большого старого дома с неухоженным участком, где имелся не только мини-зоопарк Сэма, но и прочие его постройки и сооружения: пруд, рокарий, аквариумы, музей и другие. Сколько же всего ему требовалось для собственного развлечения! Что касается одежды, продуктов питания, кормов, предметов домашнего обихода, у них все было на исходе: вещи поизносились, запасы были израсходованы до последней унции, до последнего зернышка, до последнего куска мыла. Сэма бы удар хватил, если б он увидел, какие огромные у них расходы; и это при том, что Хенни приходилось подделывать счета, либо это делал снисходительный продавец из уважения к ее отцу, которому принадлежал Тохога-Хаус. И если когда-нибудь правда откроется, подумала она, Сэм придет в ярость, скорей всего, попытается развестись с ней или добиться раздельного проживания.
Прикусив губу, она встала, надела красный халат и домашние тапочки, что Томми подарил ей на день рождения, и стала судорожно искать свою авторучку. Это была красивая и дорогая вещь, папин подарок, и она всегда куда-то пропадала.
– По-моему, он ее берет и где-то прячет! – раздраженно заявила Хенни – вопреки всякому здравому смыслу. Наконец, она вызвала Эви из-за стола и велела ей принести ученическую ручку и чернильницу, потом села писать мужу записку на белом листе бумаги, на котором были вытеснены ее инициалы «Г.К.П.» – Генриетта Кольер Поллит. Начеркав несколько строк, она окликнула Луи, которая в этот момент несла в столовую овсяную кашу, и сказала ей: – Положи это отцу на стол, на видное место.
– Ложки наголо! – крикнул Сэм, что на его придуманном языке означало «все за стол». Бонни стала вносить остальные тарелки с овсяной кашей.
– А Томкинс менял местами камни на дорожке, чтобы они что-нибудь новенькое увидели, – выпалил Сол, и все дети весело завизжали, а Томми покраснел.
Первому кашу подали Сэму, затем поставили тарелку у пустого места Луи, затем – перед Эрнестом и далее по возрасту в порядке убывания. Было заведено, что тарелки Сола и Малыша Сэма ставили на стол одновременно.
– А фалсетки? – сказал Сэм Луи укоризненным тоном, имея в виду салфетки. Луи принесла ему одну. Как только тарелки опустели – у всех, кроме Малыша Сэма, – Эрнест слегка толкнул отца локтем, и тот скомандовал: – Давай, Лулу!
«Мир расступается перед человеком, который знает, куда идет».– Дэвид Старр Джордан [11].
– Это короткая фраза, – заметил Эрнест. Сэм кивнул Луизе, и она продолжила:
«Пожалуй, не существует более важной черты характера, чем твердая решимость. Человек, который хочет стать великим или, так или иначе, оставить след в этой жизни…»
– Это относится и к мужчинам, и к женщинам, – заметил Сэм.
– Дело не в этом, – возразила Луи и закончила:
«…должен решиться не только преодолеть тысячу препятствий, но и победить, несмотря на тысячу неудач и поражений». – Теодор Рузвельт. «Напряженная жизнь».
Декламация завершилась, а Малыш Сэм все еще уныло ковырялся в своей каше, которая вызывала у него отвращение. Пунцовый, он сидел в поле зрения отца (как, впрочем, и все остальные), и Сэм не заставил себя ждать:
– Давай, Сэм-Сэмик, доедай!
Шестилетний мальчик, набравшись духу, спросил, нельзя ли не доедать. Хотя бы раз в неделю он обязательно восставал против овсянки, но неизменно с одним и тем же результатом.
– Кто попусту не тратит, тому всегда хватит, – сурово отрезал Сэм.
Малыш Сэм, подавленный, снова принялся за кашу, кончиком ложки поддевая остывшие комочки. Стремясь сгладить свою резкость, Сэм бодро продолжал:
– Тедди был великим славным человеком, добропорядочным гражданином, замечательным президентом, естествоиспытателем и отцом. Были у него некоторые неверные идеи, но он слыл великим американцем. А что может быть лучше этого, дети мои!
– А сколько изречений Лулу выучила в этом году? – невинным тоном, но с коварным блеском в глазах поинтересовался Эрнест.
Сэм сразу уловил его настроение:
– Уйму. Только вот понимает ли она хоть одно из них? Нет. Лулу упрямая, строптивая девчонка. И совсем не ценит своего бедного папочку.
– Я знаю наизусть больше, чем ты, – бросила отцу Луи, сильно покраснев.
Сэм