— Иван, — неожиданно для себя произнес Хейерлинг, — я перед тобой в неоплатном долгу. Вернемся — проси, что хочешь.
— А что мне надо? — усмехнулся в ответ Лухманов. — Покой да немного свободного времени и денег для продолжения работ.
— Что хочешь, — повторил барон.
В этот миг наступила ночь. Кто-то попросил зажечь свечу. Помещение залил бледный свет, а затем подкралась духота, так что через некоторое время пришлось приоткрыть иллюминатор, за которым слышался лишь легкий шум разрезаемого кораблем эфира. Лухманов со странным выражением на лице долго вслушивался в этот протяжный звук, хотел что-то сказать, но так и не решился.
В это время в отсек вернулся, уверенно грохоча по лестнице сапогами, Донелли.
— Невероятно, — пробормотал он, грузно усаживаясь в кресло. — Кто бы мог подумать! Неужели Коперник был прав?
— Почему бы и нет? — ответствовал барон. — Чтобы понять устройство мира, вовсе не обязательно подниматься на небеса.
И усмехнулся собственной шутке.
Инквизитор его не слушал:
— Звезды кажутся такими близкими, будто совсем рядом. А Луна… Иван, ты говорил, что до нее лететь невесть сколько, я не помню точно. Но мне кажется, что она гораздо ближе. Неужели вправду нас от нее отделяют сотни тысяч миль пространства? Честное слово, поверить этому не в силах. И откуда ты узнал об этом, как смог догадаться, постигнуть я не могу. Нельзя же просто так…
— Если вас интересует точное расстояние, то до Луны нам лететь триста восемьдесят тысяч верст. — Лухманов перевел версты в мили, чтобы было понятно и остальным. Огромное число несколько сократилось, но не перестало быть пугающим. — До Луны мы будем добираться примерно четыре дня. День уйдет на поиск места посадки, потом — наше пребывание там, и еще четыре дня — на возвращение. Запасов еды и воды должно хватить с избытком.
В гробовом молчании собравшихся послышался лишь голос Донелли:
— Надо же, как сильно ошибался Птолемей. Великий ученый, я буквально боготворил его, и вдруг — такой поворот. Просто не могу поверить.
— Каждому свойственно заблуждаться, — примирительно произнес брат Иосиф. — Кто из нас без греха?
Инквизитор промолчал. В том же молчании встретили собравшиеся наступивший день, пришедший через час после предыдущего заката. По прошествии трех «дней» и трех «ночей» включилась четвертая ступень «Св. Марии Магдалины», и корабль поспешил прочь от голубого шара.
Вращение корабля немного ускорилось. Видимо, так и было запланировано, раз уж сам изобретатель не обратил на него никакого внимания. Остальные тоже предпочли не паниковать заранее, хотя смотреть на беспрерывное движение звезд в окне было не слишком приятно. Только кочегарам в двигательном отсеке, совершенно лишенном окон, было все равно.
Ужин прошел в спокойной и непринужденной обстановке. Монахи и Донелли негромко совещались относительно проведения миссии и проблем освящения целой планеты взятыми на борт запасами святой воды. Иван, сидевший за одним столом с ними, подле капи-тан-командора, почти все время молчал, лишь изредка односложно отвечая на вопросы.
Его молчание прервал стеклянный звон, буквально пронзивший корабль. «Св. Мария Магдалина» слегка дрогнула, но продолжила свое движение вперед. Более ничего не случилось, двигатели все так же ровно работали, их тихий, но ощутимо мощный гул едва доходил до пассажирского отсека.
— Что это было? — взволнованно спросил барон, оглядывая бледных как снег монахов, замерших на своих местах, и останавливая свой взор на изобретателе. — Ты ничего не говорил об этом.
— Что-то разбилось, должно быть, — прислушался Донелли. — Не представляю. Что это было, Иван?
Лухманов долго молчал, прежде чем ответить. Но сказал честно, не скрывая:
— Не могу сейчас с уверенностью сказать. Возможно, какой-то феномен космоса, может, столкновение с неким космическим телом.
— Из стекла? — язвительно спросил инквизитор.
— Не исключено. В космосе всего можно ожидать. Может, нам просто показалось, что оно из стекла. Я не исключаю, что это некое крайне малое тело, разбившееся при ударе об обшивку корабля.
«Хорошо еще, что все обошлось, и корабль не поврежден», — добавил он уже про себя. Слов этих, кажется, никто не слышал.
Перед самым утром, когда команда еще спала, почудился новый удар и новый звон. Проснувшийся барон затребовал объяснений у московита-самоучки, вместо этого получил достаточно путаные спросонья научно-философские экзерсисы и, раздосадованный, снова отправился на боковую.
Утром Лухманов попытался объяснить происходящие время от времени удары и звоны некой неполадкой маршевых двигателей и заверил, что он разберется и все устранит. Но инквизитор, обладавший незаурядным чутьем, заметил, что московит прячет при этом глаза и на каверзные вопросы самого Донелли отвечает лишь в общих чертах, не в пример другим темам. Значит, сам толком не знает причину, удовлетворенно подумал инквизитор, занося это себе в плюс; будет чем охолонуть зарвавшегося самоучку.
В целом же день прошел спокойно. Лухманов приободрился. За завтраком он вкратце объяснил, как пассажирский отсек вначале отделится от корабля, как и где сядет, каким образом сможет вновь взлететь, наполненный собранным серебром, и пристыковаться обратно к «Св. Марии Магдалине» и что….
Чудовищной силы толчок прервал его слова. Сидевших за столом отбросило в угол и тут же метнуло на пол. Блюда совершили то же путешествие и теперь в беспорядке были разбросаны по всему отсеку, притянутые неожиданно появившимся слабым тяготением. Двигатели «Марии Магдалины» надсадно взревели и заглохли.
— Что это? Что случилось? — доносились со всех сторон беспокойные голоса. Никто не мог разобраться в происходящем. Задавая друг другу одни и те же вопросы, люди только вносили еще большую сумятицу и неразбериху. Некоторую бодрость духа сохранили разве что Донелли и Хейерлинг.
Но более ничего ужасного не произошло. Минуты паники сменились минутами напряженного молчания. Монахи торопливо приходили в себя, становились на ноги, собирали разбитую посуду, остатки пищи и толпились у окна. Последним это сделал Лухманов.
Молчание нарушил Донелли. Он истерично расхохотался.
— Недоучка, — воскликнул он, — самозванец, невежа. Свалился на нашу голову. Тоже мне, поборник новых истинных веяний великого Коперника. Иди сюда, олух, и смотри, пока можешь.
Донелли с силой ткнул пальцем в стекло. Дальше за иллюминатором был виден край звезды размеров просто невообразимых — куда больше любого города, — простирающийся на десятки миль в обе стороны; только оттого, что звезда эта находилась на порядочном удалении от корабля, собравшимся удалось осмыслить, что именно им удалось лицезреть.
— Тупица, — уничижительно рявкнул инквизитор, — кругом сплошные тупицы. Ты можешь мне сказать, что это?
— Что? — побледнев до синевы, спросил Лухманов.
— Жаль, нет здесь с нами твоего Коперника, не вовремя он умер. — И, выговаривая каждое слово, Донелли произнес: — То, во что мы сейчас