— Давайте выпьем за последний день! В смысле, последний день года… Пропади он пропадом!
— Тост не хуже других, — хмыкнула Женя. — С последним днем года вас, ребята!
Глава 4
Окончательно угомонились они только к часу ночи. Первой ушла Олеся, еще в половину первого, а остальные приняли решение отправиться на боковую одновременно. Григория к тому моменту так сильно развезло, что на второй этаж ему помогали подниматься жена и Марк. К слову, до этого он довольно долго держался молодцом и выглядел куда трезвее своего друга, хоть и пил больше. Однако потом он словно пересек невидимую черту, за которой весь выпитый этим вечером алкоголь сказался на нем за пару минут.
Примечательно, что сам Марк к финалу посиделок, напротив, словно бы немного протрезвел. Во всяком случае, глаза его уже не так косили и речь стала достаточно четкой.
В итоге Григорий, судя по всему, уснул мертвым сном, едва рухнул на кровать. Марк с Вероникой удалились в свою привилегированную спальню, а Морозов пропустил в ванную обеих дам и только потом отправился в душ сам, порадовавшись, что прихватил с собой не только сменную одежду и туалетные принадлежности, но и пару полотенец. Лазить в шкафах неизвестного ему мужчины не хотелось, это остальные могли позволить себе подобные вольности в отсутствие хозяина.
Когда он вернулся в спальню, там лишь тускло светились маленькие лампы, стоящие на прикроватных тумбочках. Постель была разобрана, край одеяла с одной стороны откинут, но Дарья еще не легла. Она стояла у окна в темно-синей атласной ночной сорочке на тонких бретелях, доходившей ей до колен, и неторопливо размазывала по рукам крем, глядя во двор. Услышав, как Морозов прикрыл за собой дверь, она полуобернулась, улыбнулась и прокомментировала:
— Просто конец света! Снег валит и валит… Повезет, если завтра мы сможем выйти из дома. Представляю, какой дурдом творится сейчас в Москве. Хорошо, что мы уже здесь.
Он повесил влажное полотенце на спинку кровати, бросил несессер обратно в сумку и подошел к Дарье. Яркий свет фонаря позволял разглядеть происходящее за окном даже при наличии в комнате освещения. И картина эта заставила Морозова цокнуть языком.
— М-да, если утром по дороге не пройдет трактор, ваш Демин просто не доберется сюда.
— Да уж… Интересно, что такого могло случиться, что он вот так сорвался и уехал?
— Мне тоже очень интересно, — не удержался Морозов. — Все это довольно странно, ты не находишь? Я хочу сказать… Хорошо, предположим, ему позвонили и что-то такое сказали, что он все бросил и уехал. Предположим, закрывать дом и калитку, как и выключать свет, он не стал, потому что знал, что мы уже подъезжаем. Но камин! Оставлять горящий огонь без присмотра — довольно рискованное дело. К тому же он не на пять минут его оставил: мы не встретили его по пути сюда, хотя дорога тут, насколько я понимаю, одна. Значит, он даже по местному шоссе проехал раньше, чем мы на него свернули. Иначе мы друг друга как минимум заметили бы: оно довольно пустынное, всего-то несколько машин нам навстречу успело проехать. И полосы всего две: в одну сторону и в другую. Я не знаю, на чем ездит ваш друг, но остальные-то наверняка знают, правильно? Значит, он уехал… минут за пятнадцать, а то и все двадцать до нашего приезда. Вот буквально почистил снег, собрался и поехал. И оставил полыхающий камин. Причем сильно полыхающий, потому что иначе к нашему приезду за полчаса он бы почти прогорел, значит, дров было много.
Дарья повернулась к нему, глядя удивленно и слегка недоверчиво.
— Слушай, а ты свой режим следователя отключаешь когда-нибудь? — насмешливо поинтересовалась она.
Морозов смущенно улыбнулся в ответ и качнул головой.
— Это очень сложно. Профессиональная деформация, понимаешь?
— Понимаю. И да, соглашусь: оставить дом в таком состоянии, ничего не написать в чат, долго молчать в ответ на наши звонки и сообщения — это странно. Но правда в том, что Валера в последние месяцы постоянно ведет себя странно. Он стал очень рассеянным. Часто все забывает, иногда словно бы выпадает из разговора. Я бы сказала, что на него так повлияло расставание с Наташей, но, по-моему, это началось, когда они еще были вместе. Может, она потому его и бросила? Не знаю…
— Наташа — это его жена?
— Нет, Наташа — это та, ради кого он бросил жену, с которой прожил больше двадцати лет. Знаешь, как бывает? Вроде неплохо жили, растили двоих детей, вместе наживали всяческие материальные блага. Надька даже была из тех жен, что сквозь пальцы смотрят на незначительные интрижки мужа на стороне. А у Валеры они случались, кажется, примерно всегда. Где-то просто флирт и платонические ухаживания, где-то дело заходило дальше, но обычно ничего серьезного или длительного. Он называл это походом в ресторан.
Морозов слегка нахмурился, не сразу уловив смысл. Дарья закатила глаза, посмеиваясь над его растерянностью.
— В том смысле, что, как бы ни нравилась домашняя еда, иногда тянет на необычную или высокую кухню — и тогда разнообразия ради идешь в ресторан. Но то ли Наташа оказалась девушкой цепкой, то ли Валера дозрел до того, чтобы поменять старую супругу на новую, с меньшим пробегом, так сказать, да только два с лишним года назад затеял он развод. Мы ему говорили: не глупи, она почти на двадцать лет тебя моложе, ближе к твоим детям по возрасту, чем к нам, бросит… А он весь такой: «Вы ничего не понимаете! Это настоящая любовь, я с ней сам молодым становлюсь». Только вот никто на самом деле не молодеет. Полагаю, она из него выжала, что смогла, и рукой помахала. Этот дом он тоже ради нее купил: это Наташа хотела красивой жизни, как в кино. Только, полагаю, она имела в виду более цивильное место, поближе к городу или с хорошей инфраструктурой, а не эту глушь. Но тут уж на что Валере денег хватило.
— Ну, может, теперь он помирится с Надей, если уж она такая… понимающая, — предположил Морозов. — Может, это она его позвала?
— Сомневаюсь, — вздохнула Дарья. — Одно дело интрижки, которые он скрывал от широкой общественности, только самые близкие и знали. Другое дело — развод и официальный уход к даме намного моложе. Это оскорбление, которое Надя вряд ли простит. А жаль… Она мне нравилась. А с тех пор, как они с Валерой расстались, она с нами не общается.
— Интересно… По какому принципу у вас кто-то