— Даша! Открой!
— Что случилось? — раздался из-за двери ее испуганный голос. — Кто-то стрелял?
— Да, Григорий убит. Открой дверь!
В то же мгновение щелкнул замок, но открылась соседняя дверь, из-за которой выглянула встревоженная Вероника. Она вопросительно посмотрела на Морозова. Тот жестом велел ей молчать и ждать.
— Уходи! — крикнула Дарья с нотками истерики в голосе. — Я не пущу тебя…
— Даша, открой! Оставаться дальше одной опасно. Если убийца вооружен, этот хлипкий замок тебя не спасет!
Она еще немного помедлила, но все же открыла. Не особо церемонясь, Морозов распахнул дверь, взял Дарью под руку и потащил в соседнюю комнату к Веронике. Та впустила его и слабо сопротивляющуюся Дарью, после чего закрыла дверь и заперлась.
Верный своему предположению, что сам по себе замок их не спасет, Морозов с помощью женщин придвинул к двери массивный комод. Только после этого он наконец снял с себя куртку и бросил ее на кровать.
— Где Олеся? — напряженно спросила Вероника.
— Не знаю, — честно ответил он, подходя к окну и снова берясь за бинокль. — В лучшем случае сбежала в баню и заперлась там. В худшем — тоже мертва.
— Господи, кто же тогда все это делает? — дрожащим голосом спросила Дарья. — Все-таки Пашка?
— Не уверен, что он сам еще жив, — вздохнул Морозов, вновь пытаясь найти Павла взглядом через бинокль. — Возможно, в том доме их с Олесей все-таки заметили. И кто-то вышел им навстречу. А теперь он здесь. С оружием.
Так и не обнаружив ни Павла, ни хотя бы его тела, Морозов вновь посмотрел на дом, в котором горел свет, и на участок вокруг него. Раз следов нет на дороге, значит, вдоль леса все-таки возможно пройти. Скорее всего, на том участке тоже есть вторая калитка.
Однако, если она и существовала, ею едва ли могли воспользоваться: ни с парадной стороны дома, ни с задней на снегу не было вообще никаких следов. Как не было почищенных или протоптанных дорожек. И хотя последние десять или двадцать минут снег сыпался заново, он был слишком редким и слишком мелким, чтобы суметь так все засыпать.
Нет, определенно, на том участке никто не чистил снег как минимум после снегопадов прошлой ночи. А может быть, и дольше.
Морозов снова посмотрел на окна дома. Ни одного шевеления, никаких силуэтов. Ни всполохов работающего телевизора, ни новогодних огней. И горят все время одни и те же источники света. А стоящая у забора машина, если задуматься, засыпана так сильно, что явно появилась здесь еще до вчерашнего снегопада. Возможно, она вообще стоит давно, кем-то по какой-то причине оставленная.
— Там никого нет, — выдохнул Морозов, отнимая бинокль от лица и оборачиваясь к женщинам. — В том доме, где горит свет, никого нет. И не было все это время.
Глава 20
— Как это — там никого нет? — возмущенно переспросила Дарья, недоверчиво глядя на Морозова. — Почему же свет горит?
— Да кто знает? — Он пожал плечами. — Может, хозяева просто забыли выключить его, когда уезжали. Может, были вынуждены по какой-то причине бросить здесь машину и оставили свет специально, чтобы казалось, будто в доме кто-то есть, и машину никто не трогал. Не знаю. Это неважно. Важно, что там никого нет.
— То есть там не прячутся бандиты, якобы преследовавшие тебя? — уточнила Вероника.
Морозов мотнул головой и добавил:
— А еще там явно не прячется чей-нибудь сообщник.
— Но что тогда случилось с Пашей? — нахмурилась Дарья. — Где он?
— Не знаю, — повторил Морозов, лихорадочно пытаясь привести в порядок мысли и выстроить приоритетную версию исходя из имеющихся фактов. Однако мозг почему-то отказывался работать. — По какой-то причине он туда не дошел. Как и Олеся…
— А кто же тогда стрелял в Григория? — снова задалась вопросом Дарья.
На этот раз вместо ответа Морозов поднял указательный палец, призывая всех к тишине. Втроем они замолчали и замерли, прислушиваясь к звукам, которые внезапно появились где-то за стенкой. Многочисленные голоса, мужские и женские, смех. Словно в дом вдруг ввалилась целая компания.
Однако слышны были только голоса, но не шаги или хлопки дверей.
— Телевизор, — первой догадалась Вероника. — В хозяйской спальне работает телевизор.
— Кто его включил? — Дарья испуганно посмотрела на Морозова. — Олеся?
— Возможно, — кивнул он и направился к двери. — Я проверю.
— Нет, стой! — чуть ли не хором окликнули его женщины.
— Разумно ли выходить отсюда? — добавила Дарья.
— Вдруг это не Олеся? — усомнилась Вероника.
— Я рискну. А вы сразу придвиньте комод обратно к двери, когда я выйду.
Морозов отодвинул комод ровно настолько, чтобы суметь приоткрыть дверь и протиснуться в образовавшуюся щель, вышел в холл. Дверь в хозяйскую спальню была распахнута, и звуки телевизора действительно доносились оттуда.
Помня о том, что это может быть ловушкой, Морозов осторожно двинулся вперед. Не услышав за собой хлопка двери и щелчка замка, обернулся и обнаружил, что Дарья и Вероника следуют за ним на небольшом расстоянии. Забыв о взаимных претензиях и недоверии, они жались друг к другу. Он махнул на них рукой, мол, идите назад, но это не помогло.
— Нет, вы посмотрите, какая наглость! — насмешливо произнес мужской голос из динамиков телевизора.
Морозов пока не видел экрана, но ему показалось, что говоривший еще очень молод. Смешки на фоне тоже явно издавала разнополая компания молодых людей.
— Ты чего-то попутал, пацан, — продолжал голос все тем же издевательским тоном. — У нас тут не детский сад. Посмотри на себя! Ты ж еще из-под мамкиной юбки не вылез!
Морозов миновал маленький предбанник, служивший гардеробной, и заглянул в комнату. Свет не горел, но огромный телевизор на противоположной стене действительно работал, освещая помещение, и демонстрировал какую-то явно любительскую запись, сделанную на телефон. В центре кадра находился светловолосый паренек, которого Морозов моментально узнал: за те месяцы, что Олеся терроризировала их, требуя справедливости, он хорошо запомнил ее погибшего сына Кирилла.
Парня, который с наглым и несколько угрожающим видом ходил вокруг него, вызывая улыбки на лицах свидетелей, время от времени попадающих в кадр, он тоже сразу узнал, хотя видел его фото всего однажды — на экране смартфона Вероники. Вот только там Глеб улыбался, как пай-мальчик, а сейчас на его лице, поразительно похожем на лицо его отца, кривилась презрительная усмешка, и весь его вид излучал ту же надменность, которую почти постоянно демонстрировал и Марк в то короткое время, что они были знакомы.
— Я уже