Эта фраза и искаженное гневом лицо Глеба были последним, что попало на видео. Вероятно, то самое, которое, по мнению Марка, ничего не доказывало.
Когда воспроизведение завершилось, Олеся встала с кровати и сделала шаг к телевизору, как будто хотела его выключить, но потом передумала, решив оставить единственный источник света. А Морозов заметил, что в правой руке она сжимает рукоять револьвера. И где только взяла?
Ему вдруг вспомнилось, как отчаянно Олеся сжимала собственную сумку, когда ехала в его машине, как не давала кому-либо притронуться к ней. Боялась, что оружие найдут? Скорее всего. Да и брошенная ею тогда фраза теперь тоже обрела смысл. «Возможно, так даже лучше». Его не должно было здесь быть, но, похоже, все это время он не был в такой уж безопасности, как считал, полагая, что происходящее касается только компании, в которой он случайно оказался.
— Кирилл был хорошим мальчиком, — бесцветным голосом произнесла Олеся. — Добрым, заботливым, послушным, отзывчивым… Вся его проблема, как это часто бывает, была в том, что он влюбился не в ту девочку. И что только мужчины в них находят? Что мать, что дочь… Ладно бы ему понравилась младшая, Аля… Они хотя бы по возрасту друг другу подходили, но нет! Ему мозги затуманила старшая…
Морозов попытался жестом показать Дарье и Веронике, чтобы они уходили, но обе женщины были еще под впечатлением от увиденного и не смотрели на него. Их взгляды были устремлены на общую подругу, продолжавшую смотреть в пустой экран телевизора.
— Олеся, — осторожно позвал ее Морозов, делая неторопливый шаг к ней, — я понимаю, что вы сейчас чувствуете…
— Неужели? — перебила она, повернув к нему голову. — Думаете, если у вас умерла жена, то вы знаете, что чувствует женщина, похоронившая единственного сына?
Он стушевался. Конечно, он мало что знал о ее чувствах. Они оба пережили утрату, но это были разные утраты.
— Но если вы действительно хоть что-то в состоянии понять, — продолжила Олеся, поворачиваясь к нему уже всем корпусом, — то вы должны признать, что все они заслужили то, что с ними случилось.
Морозов торопливо сделал вперед еще один шаг, чтобы, глядя на него, Олеся не поворачивалась к Веронике и Дарье. Они не должны были оказаться на линии огня.
— Кого вы имеете в виду, Олеся?
Он прекрасно понимал, о ком идет речь, просто пытался ее заболтать. Выиграть время, приближаясь к ней очень медленно, очень плавно. Ему нужно было забрать у нее пистолет.
— Валеру. Марка. Женю. Гришу, — предсказуемо перечислила Олеся. — Они заслужили то, что с ними случилось, потому что виноваты в том, что произошло с Кирюшей… Они вырастили уродов. Монстров, которым плевать на человеческую жизнь. Их детки просто сбежали оттуда. Сбежали и молчали, врали мне в глаза, что не видели его, когда я искала сына. Он больше суток пролежал на той стройке, под дождем… Из-за них.
— Олеся…
Морозов попытался приблизиться еще, но она вскинула руку, целясь в него.
— Ни шагу больше!
Он тут же замер, поднял руки, демонстрируя ей раскрытые ладони. Жест капитуляции и в то же время — просьба остановиться.
— А Павел? — спросил Морозов, пытаясь переключить ее внимание. — В чем был виноват Павел?
— Паша… — она грустно усмехнулась. — Я любила его. Когда-то любила очень сильно. А потом узнала, что он изменил мне с Дашкой. Я замуж за него собиралась, хотела сказать ему, что беременна, а он оказался с ней в тот момент. Он предал меня, исчез… И хорошо, что за мной ухаживал тогда еще и Никитин. Он пришел ко мне в тот же вечер, и я не стала его прогонять. А он утром сразу сделал мне предложение. И ни разу не спросил, чей ребенок у меня родился. Я была уверена, что он и так все понимает. Как верила в то, что Пашка сам соблазнил Дашу, а она просто не смогла ему отказать, хоть и была уже замужем. Я даже жалела ее, полагая, что он обманул ее так же, как и меня.
Продолжая целиться в Морозова, Олеся повернула голову и посмотрела на Дарью. Улыбка, появившаяся на ее лице, выглядела жутко.
— Потом я так же наивно поверила, что Никитин как-то сам узнал о том, что Кирилл не его сын. Нет, в глубине души я понимала, что это Дашка ему все рассказала и в постель свою уложила, но я не хотела в это верить. Не хотела терять подругу. Подругу, которой у меня никогда на самом деле и не было. Ты просто самоутверждалась за мой счет, бессердечная ты похотливая сучка! Как Марк самоутверждался за счет Ники. Я была такой же тупой овцой, как и она. Только когда Кирилл погиб, у меня словно бы глаза открылись… Я увидела этот мир таким, какой он есть. И свою жизнь во всей ее мерзкой бессмысленности.
— Олеся, вы правы, — Морозов попытался отвлечь ее внимание на себя, и ему это удалось: она удивленно посмотрела на него. Он продолжил: — Да, они заслужили то, что с ними случилось. Но хватит смертей. Пожалуйста, отдайте мне пистолет.
Она с трудом сглотнула. Глаза ее слезились, рука заметно дрожала, но с такого расстояния, если он ринется на нее, выстрелить Олеся все равно успеет. И все равно в него попадет. А после уже ничто не помешает ей закончить начатое: даже если револьвер шестизарядный, пара пуль на Дарью и Веронику останется.
Все застыли, каждый на своем месте. Морозов смотрел в глаза Олесе, Олеся — ему, Вероника и Дарья боялись пошевелиться.
Каким-то невероятным образом Морозов успел заметить, когда Олеся приняла решение. Что-то неуловимо изменилось в ее взгляде до того, как шевельнулась ее рука. Морозов рванул вперед в то же мгновение, когда движение начала она.
А потом громыхнул выстрел.
Глава 21
Он сам не понимал, как ему удалось успеть. Морозов ждал чего угодно, но только не того, что Олеся сделала. Он видел два варианта: либо она сначала выстрелит в него, либо сразу попытается застрелить Дарью, но вместо этого Олеся согнула руку в локте и приставила дуло пистолета к виску. Что-то выдало ее за мгновение до того, как рука начала движение, поэтому Морозов успел ринуться вперед, схватить Олесю за запястье и поднять ее руку вверх до того, как громыхнул выстрел.
Она попыталась вывернуться, оттолкнуть его и, возможно, попробовать снова, но Морозов держал ее