Артуа стоял рядом, молча наблюдая за моей реакцией. В его молчании не было напряжения — лишь спокойное удовлетворение.
— Это… даже лучше, чем я могла представить, — прошептала я наконец, и голос сорвался.
— Это просто честная оправа для драгоценности, — тихо ответил он.
Через несколько дней, когда первое потрясение улеглось, он завел разговор за ужином.
— Галерея готова, сударыня. Но картины созданы не для того, чтобы пылиться в одиночестве, даже в таком прекрасном. Позвольте мне написать нескольким людям в столице. У меня есть связи среди тех, кто ценит настоящее искусство, а не просто моду. Они умеют хранить тайны и ценить тишину. Один вечер. Несколько гостей. Чтобы ваши работы увидели те, кто их поймет.
Старый страх, холодный и цепкий, тут же поднял голову. Столичные аристократы. Шум, внимание, вторжение. Риск. Снова этот вопрос, который я задавала себе все эти дни: «Зачем ему всё это? Почему он так старается?»
Я посмотрела на него. Он ждал, не настаивая, но и не отступая. И в этот момент я осознала нечто важное. Я уже доверила ему часть своего мира — позволила изменить замок, впустила в свою повседневную жизнь. И он не обманул ожиданий. Не нарушил ни одного моего условия. Всё было сделано с уважением, даже с благоговением.
А еще я думала о портале. О том, что он мог спасти друга сразу, но не сделал этого. Пришел сюда. Возможно, это была судьба. Или расчет. Но разве это сейчас важно? Его действия говорили громче любых подозрений.
— Хорошо, — сказала я, и в этот раз голос не дрожал. Это было взвешенное решение. — Пишите. Но с теми же условиями. Мало гостей. Только те, кому вы доверяете. И… я не буду играть роль хозяйки салона. Я буду просто… смотрителем галереи.
Уголки его губ дрогнули в почти улыбке.
— Они приедут не для светской беседы, сударыня. Они приедут ради искусства. Ваша роль будет той, какой вы пожелаете.
И я согласилась. Потому что страх перед вторжением извне всё еще жил во мне. Но теперь рядом с ним жило нечто иное — любопытство. И странное, новое чувство: желание, чтобы мир, который я так тщательно выстраивала на бумаге, признали. Чтобы кто-то еще увидел эту красоту и, может быть, на миг ощутил тот же покой, что и я.
Галерея была готова. Картины — оформлены. И теперь в них, в этих застывших мгновениях тишины, был смысл, выходящий за пределы моего кабинета. Было страшно. Но впервые за долгое время этот страх не парализовал, а бодрил, как морозный воздух за окном. Я сделала шаг из своей скорлупы. Добровольно.
Глава 12
Выставка, вопреки моим самым пессимистичным ожиданиям, не просто состоялась — она вызвала тихий, но несомненный ажиотаж. Гостей, как и договаривались, было немного — всего семь человек, включая Артуа. Но какие это были гости! Старый граф с глазами, похожими на две темные лужицы, который, казалось, видел сквозь века; дама в платье цвета лунной пыли, от которой веяло запахом сухих трав и звёздной пылью; молодой, нервный человек с руками алхимика, покрытыми едва заметными шрамами от реактивов.
Они приехали через портал, возникший прямо в специально отведённой для этого приемной, и их первое, что поразило — не картины, а сам замок. Я видела, как их взгляды скользили по древним камням, впитывали атмосферу места.
— Черный Замок… — прошептал старый граф, — а в нем оказывается, светит солнце.
И этот контраст — мрачная слава места и умиротворяющая красота моих рисунков — стал частью успеха.
Они подолгу стояли у каждой работы. Молча. Иногда перебрасываясь короткими, понятными лишь им фразами: «Чистота линии…», «Этот свет… он внутренний», «Здесь чувствуется дыхание камня». Артуа был незаметным проводником, переводящим иногда их вопросы ко мне, но в основном ограждавшим меня от прямого напора. Я стояла в стороне, в тени колонны, и наблюдала, как мой сокровенный, тихий мир оживает в восприятии других.
А потом подошли с предложениями. Первой — дама-чародейка. Она указала на рисунок круглой комнаты-улья в библиотеке, того самого потайного места.
— Здесь геометрия пространства, — тихо сказала она, — она не случайна. Она резонирует. Этот рисунок… он как схема. Я чувствую в нём покой, который ищут все маги. Я хотела бы купить его.
Потом старый граф попросил продать ему три пейзажа с видами северных гор.
— В них есть величие, которое не зависит от времени, — сказал он. — Они напоминают мне, что есть вещи прочнее империй.
И молодой алхимик, к моему удивлению, выбрал не интерьер, а мой самый первый, ещё неуверенный набросок ледяных узоров на окне.
— Здесь есть хаос и порядок одновременно, — пробормотал он. — Идеальная формула.
Я колебалась. Продать? Это же части меня, мои воспоминания, мой взгляд. Но, глядя на их лица, я понимала — они не просто покупали «украшение для стены». Они покупали понимание. Те самые тишину, покой и красоту, которые я вложила в линии.
Артуа тихо спросил:
— Вы согласны? Цена будет высокой, но дело, конечно, не в ней.
Я глубоко вздохнула и кивнула.
— Да. Но не все. И… я хочу, чтобы они остались в рамах, которые сделали здесь.
Он передал мои условия. Сделки состоялись почти без торга. Золото — значительное, даже пугающее своим количеством — было позже аккуратно сложено в старый сундук в моей комнате. Но важнее золота было другое.
Когда гости ушли, и в галерее воцарилась знакомая тишина, теперь отмеченная пустыми местами на стенах, я не почувствовала потери. Напротив. Было странное чувство… лёгкости. Как будто я не отдала, а поделилась. Как будто частички моего замка, моей зимы, моего покоя теперь будут жить в других местах, неся с собой отголоски этой тишины. И сам замок от этого не стал беднее. Он, как и я, словно расправил плечи, приняв в себя не только новых людей, но и их признание.
Я подошла к окну галереи. Сумерки сгущались над лесом. Артуа встал рядом.
— Вы не пожалели? — спросил он.
— Нет, — ответила я честно,