— Прощения попросить, — смотрел прямо в глаза, вроде с раскаянием. — Я думал, вы охотница за мужем с периферии.
— Больше так не думаете? — ровно поинтересовалась.
— Нет, — уверенно заявил. — Вы, Саша, воспитали моего внука: одна, без мужа и больших денег. Воспитали достойно. К вам привязалась моя внучка, моя жена считает хорошим человеком, а сын любит. Только я, старый дурак, думал, что вы не подходите для Адама.
— Вам мой сын понадобился? — я не собиралась слепо принимать этого человека. Не верила я в чистые намерения, а вот наследник мужского пола Булату Зелимхановичу позарез понадобился. Что же, хороший готовый подарочный мальчик. Ведь другого может уже и не быть…
— Конечно, я хочу видеть внука, но осознаю, что вы, Саша, вправе отказать мне. Вы не доверяете мне. Я понимаю. Просто знайте, что плохого не замышляю. Что из-за характера и негативного опыта общения с людьми зачерствел. Не верю давно в искренних и честных людей. Везде пороки ищу. Наверное, поэтому из медицины в чиновники ушел. Перестал в людей верить, грязь везде высмотреть пытался, — горько усмехнулся. — Семью свою уберечь хотел, а вышло, что чуть жизнь сыну не разрушил. Простите, Саша. Когда-нибудь. Я буду ждать. А вам с Адамом от всей души желаю счастья, — и неожиданно взял меня за руки, приложил ко лбу, затем целомудренно поцеловал. Я была смущена и изумлена, а Булат Зелимханович просто ушел.
— Мам, ты где? — услышала сына.
— Здесь! — вернулась в дом. Нужно Адаму позвонить и рассказать про его отца. Узнать, что он думал относительно этого визита.
— Кто приходил? — с интересом сунул нос в пакет с подарком. Я не успела ответить — в дверь снова позвонили.
Глава 21
Адам
Я столкнулся с отцом прямо на входе в подъезд. Даже скрестись в дверь не пришлось.
— Ты откуда здесь? — удивился я. К Саше приезжал — это очевидно. Вопрос в другом: зачем? Извиниться или снова свое всезнающее око и нос в чужие дела засунуть? Всевышний не даст солгать: родителей я почитал, ценил, любил. Но папа с возрастом уж слишком на дедушку походить начал: автократию разводить да за детей решать, как им жить. Ладно я, мужик, и мной особо не поруководишь: мои косяки лично рукотворны. А вот Шейле пришлось за свое счастье бороться: я в Штатах тогда был, матери спасибо, что на себя огонь отцовского негодования брала. Все у него неподходящие, кроме тех, кого лично
Булат Зелимханович считал парой. Потом, естественно, смирялся с выбором, и всем стало хорошо. Сейчас Эмин Арджанов — лучший зять, а если вспомнить, как все начиналось…
— У Саши был. Иди к ним, ты им нужен, — напутствовал особой улыбкой.
Я ногой поддел дверь и, перехватив пакеты, направился к лифту. Прийти в гости к женщине с пустыми руками — это зашквар! А к сыну — вообще застрелиться можно сразу. Это не столько про какие-то особые подарки, но заехать в магазин и купить вкусняшек — святая обязанность! А литровая банка нутеллы — это не подкуп, я просто запомнил любимый топпинг сына. Сына! Двери разъехались в стороны, и стало совсем тепло на душе. Дома и на работе я тосковал и грустил, сейчас снова полыхала надежда. Я отец хорошего мальчика. Это навсегда. Не может кровь отринуть кровь!
Саша открыла почти сразу, и я снова пропал: домашняя, летняя, нежная и легкая. Волосы густой волной переброшены через плечо, длинные пальцы подрагивали, губы манили, но главное — глаза! Большие, светлые, чистые, и в них отражались любовь, ласка, нужда. Она тоже нуждалась во мне.
— Можно войти? — спросил, поставив пакеты через порог. Это я для них принес, это для сына и моей прекрасной невесты. Посмотрел на Сашу, затем встретился с темными глазами Тима. Как я не заметил нашу схожесть? Слепец! — Можно? — у сына спросил.
— У нас картошка жареная, будете?
Меня к столу пригласили! Это важно, это знак! Это мой сын! Кавказская кровь горела в нем! Гостеприимство — наше все!
— Еще бы! — сглотнул слюну и, перешагнув порог, разулся. Аромат жареной картошки залил внутренности желудочным соком, я захлебываться начал. Тим уже ушел на кухню, поэтому наши с Олененком пальцы переплелись: — Я тебя люблю, — шепнул, быстро касаясь ладони губами. Я с ума сходил от того, какое удовольствие получал, признаваясь женщине в чувствах. За семь лет в разлуке уже и забыл, что такое свобода просто любить, а не выполнять функцию мужа.
— Присаживайся, — Саша указала на стул в скромной, но чистой кухне, а сама принялась хлопотать у плиты. Через несколько минут передо мной стояла тарелка с румяной картошкой, а сверху — яйцо пашот. Я удивился такому сочетанию, но сын пояснил. Сухо и конкретно, но говорил со мной. Мамин защитник. Уверен, не столько из-за себя злился, сколько из-за матери. Хороший у нас сын. Этим, кстати, в меня: в спорах между родителями я всегда был на стороне мамы.
— Вот так, — и вилкой разрезал яйцо, — желток как соус. Это вкусно. Мы по телевизору увидели и повторили.
— Там еще черная икра была, — тихо рассмеялась Саша, обхватив кружку длинными пальцами. Она не садилась, а стояла у окна и смотрела на нас.
— Фу, рыба, — скривился Тим.
— Присаживайся, — я не мог сидеть, да еще и есть, когда женщина стоит.
— Я не…
— Садись, — и сам взялся за ней ухаживать. — Только пашюот я не умею готовить, — наложил картошечки ей.
— Ничего, я с салатом.
Я вроде не голодный, но готов был вылизывать тарелку, очень вкусно, сытно и без
пафоса. По-домашнему.
— Спасибо, — посмотрел на Сашу.
— Пожалуйста, — она поднялась. — Я сейчас… — и покинула нас. Тим тоже все съел.
Теперь мы сидели напротив друг друга, и, надеюсь, он сможет поговорить со мной.
— Тим, можешь выслушать меня? — я сразу понял, что с ним не нужно сюсюкать и лукавить тоже не стоит.
Он молчал, но не уходил: оставался за столом.
— Мама сказала, что ты не знал обо мне, — неожиданно произнес.
— Не знал, — хрипло ответил. — Но от этого не легче. Тим, я очень виноват перед твоей мамой. Я понимаю, почему она смолчала, — опустил голову. — Такое у нас прошлое. К сожалению, я не могу вернуться назад и исправить его. Нет у меня машины времени, — развел руками, грустно усмехнувшись.
— Жаль, что ее не бывает, — сын громко вздохнул. Научно-исследовательский интерес у него в крови.
— Знаешь, сы… Тимоша, — пока рано, — прошлое не изменить, но есть будущее, и оно в наших руках. Я очень люблю твою маму. Я очень люблю тебя, — искренне признался. — Я хочу стать тебе настоящим отцом, — открыто смотрел на него. — Ты сможешь принять меня, сынок? — вложил всю любовь в одно слово.
У меня в глазах защипало, когда заметил вскипевшие слезы моего Тимофея. Он держался, как мог, но все же они побежали по детским щекам.
— Папа… — несмело назвал, и я обнял его, перетаскивая на руки. Он уменя мужик, но при всем этом еще и ребенок. Мы можем вместе поплакать — голова к голове.
Саша вернулась на кухню и увидела нас именно такими. Она улыбалась, прислонившись к косяку двери.
— Может, домой поедем? — негромко предложил я. — Бабушка Юля с Саби очень ждут нас, — смотрел на сына.
— Сейчас? — Олененок прошлась взглядом по кухне и столу с неубранной посудой.
— Мам, давай поедем, — Тим был не против, а я счастлив. Это полное и незамутненное счастье!
— Только если поможете убраться, — хитро подмигнула Саша.
Тим сразу вскочил, я тоже закатал рукава.
— Давай так: я мою, ты вытираешь, — распределили обязанности.
— Давай, — сын тут же включился. — А ты, мама, отдыхай. Мы с папой сами.
Мы с Сашей встретились глазами: все у нас будет, ничего не потеряно безвозвратно.
Со всеми сборами в Москву попали только к шести вечера. В клинике я воспользовался служебным положением и сделал для себя внеплановый выходной, но телефон все равно разрывался: приходилось решать вопросы онлайн. Вечерние пробки тоже никто не отменял.
— Мы дома! — крикнул на всю гостиную. Я не предупреждал маму, что мы едем. Пусть будет сюрпризом.