— Хочешь верь, хочешь нет, — надулся Джош. — Насчет продаж ты не так уж и не прав, только сейчас дело решают клики, а не бумага, но ты не понимаешь, что покупают люди. Раскроешь ты преступление или нет, эта история все равно разойдется, на чью бы сторону ты ни встал. Я просто знал, что эти факты тебя заинтересуют, поэтому и рассказал тебе. На этом мои манипуляции закончились. — Он поднял руки.
— Если ты знаешь все зацепки, почему не хочешь раскрыть дело сам?
Джош сверкнул мрачной усмешкой и потер пальцами друг о друга, изображая универсальный жест, означающий деньги.
— Здесь сразу две истории, приятель. Одна, если ты раскроешь дело. И совсем другая, если ты ничего не добьешься. Эй, я с тобой, по крайней мере, честен!
Странное дело, но я чуть не зауважал его за такую прямоту. Независимо от мотивов у него не было причин врать мне, и такую информацию стоило раскопать.
— Кто же рассказал тебе о звонке Лайла? Нет, постой. Думаю, кто-то из полицейских — поклонник «Coldplay» [4].
— На самом деле «Книги мормона» [5].
— Это беспринципная журналистика в чистом виде.
— Спасибо.
— Вообще-то, это не компли...
— Так нужны тебе фотографии или нет? — Самодовольство даже не прокралось на его лицо, а выскочило со скоростью спринтера, побившего мировой рекорд. — С людьми все очень просто, Эрнест. Каждый чего-то хочет. Мне остается только выяснить, что это, и предложить желаемое. Ты хочешь фотографии, фотограф хочет сказочные праздники, мой приятель хочет... Впрочем, нет необходимости говорить, что хочет мой друг из авиакомпании.
Я сложил руки на груди:
— Ты свое уже получил. Разговорил меня. Теперь покажи фотографии.
Он изучал содержимое своих карманов, доставая оттуда по очереди протеиновый батончик, использованную салфетку и ручку-шприц EpiPen, пока не отыскал телефон, потом настучал на нем что-то. В моем кармане зажужжал телефон. Я даже не стал спрашивать, откуда он разузнал адрес моей электронной почты. Видимо, парень из Google хотел зарезервировать столик в каком-нибудь фешенебельном ресторане.
— Спасибо, — не вполне искренне сказал я и сел в машину.
— Постой! — застучал Фелман по окну, приглушающему его крик, и мне пришлось опустить стекло на один дюйм. — Я ведь еще не открыл тебе настоящую цель преступника.
Я вздохнул:
— Ну давай, порази меня.
— Это ты.
— Ну уж нет! — ответил я, опуская палец на кнопку поднятия стекла. — Будь уверен, уж на этот раз точно не я.
— Ты не дослушал. Это ведь твое третье загадочное дело?
Я пожал плечами. Строго говоря, это был праздничный спецвыпуск, за номером два с половиной, но мне не хотелось углубляться в семантику.
— И что с того?
— Ты теперь серийный детектив. Со своим каноном. Это значит, — он покрутил пальцем в воздухе, — что у тебя должен быть антагонист.
Я попробовал это слово на вкус:
— Антагонист?
— У каждого великого детектива есть антагонист. Равный ему по уму, проницательности и талантам. В твоем случае это может быть... ладно, не в этом дело. Понимаешь, о чем я? Мориарти. Мистер Икс.
Пожалуй, в современных адаптациях Мориарти, как зеркальное отражение Холмса, несколько переоценивают. И мистера Икса тоже, ведь он появляется только в последнем романе о Пуаро. В литературных первоисточниках оба этих злодея — одноразовые персонажи, а не постоянные соперники. Но их предназначение — не беготня в кошки-мышки, а в том, что они отбирают у героев. Холмс жертвует своей рациональностью, а Пуаро, говоря простыми словами, переходит на другую сторону. Антагонист не состязается в таланте и не пытается встать вровень с героем. Он принижает детектива.
Что изменится во мне к концу этого рассказа? Ну хорошо, я получу пулю в грудь. Если это считается.
Фелман уставился на меня глазками-бусинками, ожидая согласия. Но я не собирался доставить ему такую радость.
— Ты сделал домашнее задание, — сказал я. — Но это просто смешно.
— Подумай о моих словах! Ты теперь знаменитый детектив, и, возможно, кто-то решил заманить тебя в ловушку с помощью этого убийства. Втянуть тебя в это дело. Испытать.
— Единственный человек, который бродит за мной как привязанный, — это ты. — Я поднял стекло.
— Я на твоей стороне! — не унимался Фелман, стуча костяшками пальцев по окну и оставляя на нем влажные следы. — Я хочу, чтобы ты раскрыл это дело. Серьезно тебе говорю, подумай об этом. Что, если речь идет не о Лайле, а об Эрин?
Его мольбы снова показались мне искренними.
Я включил радио, чтобы не слышать криков Фелмана, и с воодушевлением проговорил через стекло:
— Мне пора на представление.
Запись того, что произошло дальше, наверняка войдет в документальный фильм, когда его снимут. Я случайно защемил дверью микрофон Фелмана, когда закрывал окно. Эта громадина сдернула Джоша с ног и потащила за отъезжающей машиной. Хорошо еще, что консоль оказалась прочной и приподняла его над землей, а иначе он ободрал бы себе лицо и руки о гравий. Сам я ничего этого не видел, то есть видел, но потом, по записи на его камере, и понял, в чем дело, только услышав, как он всем телом ударился в дверь. Я сразу нажал на тормоз, опустил стекло, которое освободило микрофон (а заодно и Фелмана), выскочил из машины и поспешил ему на помощь.
— Извини, — пробормотал я. — Я не заметил.
Мне не нравился этот парень, но ясно как день, что я не замышлял переехать его.
— Ну вообще, — произнес он, а затем повторил еще раз и еще: — Ну вообще... Просто... ну вообще.
Я уже испугался, что у него шок, но тут он посмотрел прямо на меня.
— Эрнест Каннингем... — произнес он мое имя так медленно, словно только в этот момент вспомнил, кто я такой.
Сотрясение мозга? Глаза у него еще были слегка мутными. Я уже собрался затолкать его в машину и отвезти в больницу, как вдруг по лицу Фелмана расплылась широчайшая улыбка.
— Эрнест Каннингем... бросается на людей, — сказал он, а потом развернулся и пошел прочь, надиктовывая самому себе: — Вот он я, иду по своим делам, как вдруг сам Эрнест Каннингем, наш сыщик-растяпа, набрасывается на вашего бесстрашного репортера. Очевидно, агрессия у этой семейки в крови.
Я вернулся в машину. Проверил свой