Надежда. Адаптация - Алевтина Афанасьева. Страница 2


О книге
я проскользнула в туалет и попыталась открыть заколоченное окно. Длинные гвозди прошивали раму насквозь, не хватало сил выдернуть их. Шум, который я создала, привлёк внимание одного из военных. Он бесцеремонно выволок меня в коридор к остальным, кратко пояснив, что делать такого больше не стоит.

Главврач, бледный, со взмокшим от пота лбом, стоял на стуле и старался перекричать толпу. Он путано объяснял, что ехать теперь некуда, нужно ждать эвакуации, тогда будет шанс на спасение. Бабушки охали и всё равно пытались пробиться на улицу, кто-то упал, потеряв сознание, некоторые пускали слезу, давя на жалость. Одна женщина рухнула на колени и начала хватать главврача за ногу, умоляя отпустить домой к детям. Несчастную поддерживали робкие голоса, но врач качал головой, косясь на военных. Иногда доносились обрывки фраз про вакцинацию, кто-то громким шёпотом рассказывал, что слышал на улице стрельбу. Страшное слово: «Война!» несколько раз прозвучало в толпе. Назревала паника.

Когда один из солдат, пристально смотрящий на меня, наконец, отвернулся, я резко присела и на полусогнутых направилась в сторону регистратуры. Там за столом сидела пожилая женщина в халате с кучей больничных бланков и звучно помешивала ложечкой чай. Казалось, общий хаос не коснулся её. Иногда она бессистемно перекладывала бумаги с места на место и переводила взгляд к окну, откуда слышался рёв двигателей и сирена. Стук ложечки о края чашки явно успокаивал её, вводя в некий транс и, когда я обратилась с просьбой разрешить позвонить домой, врач не сразу повернула голову. Она молча замерла на мне взглядом, от которого стало не по себе, а потом кивнула на телефон.

Засев на корточках под столом, я несколько раз набирала номер, в надежде застать родителей, но трубку никто не снял. Когда ко мне на четвереньках подполз грузный мужчина, я едва не вскрикнула от неожиданности. Он двумя руками вцепился в телефонный аппарат, резко притягивая его к себе. Покрасневшие глаза с лопнувшими сосудами, взмокший лоб и плотно сжатые губы подсказали, что настроен он решительно. Попытавшись бороться за телефонную трубку, я увидела огромный кулак перед самым лицом. Понимая, что в нынешней ситуации никто не вступится, я выпустила аппарат. Мужчина отполз в сторону, напоследок нарочно больно пихнув в плечо. Плюхнувшись на пол, он своей шапкой вытер пот с лица и начал остервенело крутить диск, а потом неожиданно громко, руша и без того хрупкую маскировку, закричал кому-то на той стороне, что жив и всем надо срочно бежать к Полечке.

Понимая, что сейчас сюда придут солдаты, я поползла к шкафу, стоящему у окна. Решила спрятаться внутри или залезть под подоконник — другого укрытия здесь не было. Но моё позорное бегство из коридора заметили. Военный бесцеремонно перерезал телефонный провод, не дав завершить разговор мужчине в шапке, потом схватил меня за ногу и поволок в коридор. Я пыталась отбиваться и орала, стараясь пнуть его. Происходящее было не до конца понятно, от этого с каждой минутой становилось только страшнее. Военный оставил меня и пригнал в коридор толстяка, тыкая тому в спину стволом автомата. Мужчина разом утратил свою бойкость и шёл, понурившись. Я сидела на полу, думая, как еще можно выбраться и что предпринять. Заплаканная женщина в стоптанных туфлях помогла подняться, пояснив, что «этим лучше не сопротивляться» и напомнив, что на холодном сидеть вредно.

Двери больницы распахнулись, и мы увидели, что снаружи стоят несколько грузовиков. Нас вытолкали и начали подсаживать в открытые кузова. Кто-то шепнул, что конечная точка маршрута — эвакуационный лагерь за городом и что это не так уж плохо. Тех, кто пытался вырваться и сбежать, тащили обратно, не обращая внимания на сопротивление и мат. Я забралась сама, заняла место в углу и затихла, понимая, что оказалась на особом счету у парней с оружием. Нужно было немного затеряться, прежде чем совершать новый побег.

Когда наши грузовики выехали с территории больницы, недавние пациенты неожиданно прекратили галдёж. Мы не могли поверить тому, что видели! Казалось, в Кутарово началась война! Около домов на снегу тлели дымовые шашки, лаяли служебные собаки, яростно обрывая поводки. Сирена выла, не замолкая, делая лишь короткие паузы, словно набирая воздуха перед новым витком. Стало понятно, что это не учения.

Из окон некоторых квартир валил чёрно-серый дым, удушливо пахло гарью. Кто-то звал на помощь, орали дети, а на снегу виднелась кровь. На задворках слышались жуткие крики, как будто собаки рвали ещё живую добычу. Выстрелы, близкие и пугающие, на какое-то время заглушили собой всё, а потом настала тишина. Я сжалась в комок, уткнулась лицом в колени и слушала только шум мотора. Это немного успокаивало.

Проезжая центральную площадь города, мы стали свидетелями уничтожения мертвяков. Тогда никто ещё не знал, в кого именно стреляли солдаты — с такого расстояния нельзя было отличить мёртвых от живых. Все в шоке смотрели, как два десятка людей оказались скошены очередями. Брызги крови, насквозь пробитые тела, снесённые головы… Несчастные протягивали руки, умоляя не стрелять!

От этого зрелища женщина, сидящая рядом, потеряла сознание. Почти все начали орать, требуя остановиться, стучали по кабине грузовика. Были и те, кто вспомнил о защите прав человека. Ничего не подействовало! Тогда самый отчаянный из мужчин решил перебраться в кабину водителя. Однако ему не хватило сил, чтобы удержаться на крыше грузовика. Сорвавшись на землю, мужчина едва не угодил под колёса. Я видела, как он покатился по снегу с искажённым от боли лицом. Колонна не замедлила движения, никто не кинулся на помощь к пострадавшему. Мы ехали дальше под звуки выстрелов и крики. В моей голове билась мысль, что нас тоже убьют, вывезут в лес и всё. Военный с оружием сидел в конце кузова и внимательно следил за дорогой. Стараясь не смотреть на него, я поглядывала на своих соседей, надеясь, что будет возможность сбежать.

Мной двигала тревога за родителей. Разлучать людей вопреки их воле — немыслимо! Будь они рядом, я не стала бы сопротивляться, просто поехала бы куда следует. Мысли, что их отвезут совсем в другое место, пугала! Что, если спас лагерей несколько, и из них потом невозможно выйти? Вдруг придётся остаться там на всё время эпидемии?

Не поняла, что именно произошло, но наш водитель вдруг резко крутанул руль в сторону. В кузове началась давка, меня подбросило, я едва смогла уцепиться за кого-то, а в следующее мгновение оказалась придавлена стонущими людьми. Прежде чем смогла понять, где верх, а где низ и что вообще происходит, грузовик неожиданно сильно накренился и

Перейти на страницу: