— Ну, так о чём я… — Семён Алексеевич на секунду задумался, покрутил микрофон в руке и усмехнулся.
В зале притихли. Даже тамада, уже готовившийся влезть со следующим конкурсом, аккуратно отступил в сторону, всё поняв.
— Так вот, — продолжил Мордюков уже серьёзнее. — Столько лет мы здесь выстраивали работу. Кирпичик за кирпичиком. Я убеждён, что нельзя оставлять отдел в плохие руки. Нужен самый достойный руководитель.
Он оглядел зал медленно, будто проверяя, все ли слушают.
— А то пришлют сверху абы кого. Какого-нибудь карьериста. Знаем мы таких. Новознаменск для них что, всего лишь отправная точка. Соки с людей выжмут, отчёты красиво оформят, а дальше полезут по карьерной лестнице, лишь бы выслужиться.
В зале кто-то хмыкнул, кто-то одобрительно кивнул.
— Я этого не хочу, — отрезал Семён Алексеевич. — Нам здесь жить, пусть не мне, но вам. Да и мне, когда пенсионером стану. Поэтому я поговорил с человеком, которого вы все знаете.
Он выдержал паузу.
— Этот сотрудник дал согласие. Рапорт о переводе на вышестоящую должность уже написан. Перемещение будет одновременно со мной, когда уладим все формальности. Тем же числом на мою должность будет назначен новый руководитель.
— Да не томите уже, Семён Алексеевич, — раздалось из зала. — Скажите, кто будет начальником.
В зале повисло напряжение. Шеф интригу нагнал знатную, и все смотрели на него в ожидании.
— Прошу любить и жаловать, — наконец сказал он, повысив голос. — Ваш будущий начальник! Майор полиции Коробова Оксана Геннадьевна!
И широким жестом махнул рукой в сторону зала.
Оксана, ещё секунду назад стоявшая в образе милой Снегурочки, растерялась лишь на мгновение. Потом выпрямилась и уже совсем иначе сделала шаг вперёд.
Зал взорвался аплодисментами.
Послышались выкрики, поздравления, свист. Кто-то крикнул, что начальник будет хороший. Кто-то даже чуть ли не перекрестился и пробормотал, что, слава богу, из своих. Знаем её, строгая, конечно, но справедливая.
— Из своих, — подтвердил Мордюков, улыбаясь. — Но не надейтесь! Спуску раздолбаям не даст. Все вы её знаете.
Он рассмеялся, махнул рукой.
— Ну а теперь давайте выпьем, — сказал он громко. — Я предлагаю выпить за наших коллег, можно сказать, боевых товарищей. За тех, кто стоял с нами плечом к плечу все эти годы.
В зале снова стало тихо.
— Уже многих нет с нами в этот праздничный день, — продолжил он. — Мы ни на секунду не забываем о них сегодня, входя в новый год. Мы можем с уверенностью сказать, что храним и приумножаем их наследие. Их опыт. Всё то, что они вкладывали в нас.
Он обвёл взглядом зал.
— И мы будем вкладывать это в своих. В смену, в новых сотрудников, в молодёжь. Давайте, товарищи офицеры. Стоя.
Загремели отодвигаемые стулья, зазвенели рюмки и бокалы. Выпили все в полной тишине. И я выпил.
После этого снова грянула музыка, и зал сразу ожил. Люди потянулись на танцпол, кто-то смеялся, кто-то уже подпевал музыке, не попадая в такт. В центре закрутились Снегурочка с Дедом Морозом, и народ охотно сбивался вокруг них в плотное, шумное кольцо. Ляцкий держался сколько мог, но под тулупом ему стало совсем худо, и в итоге он сдался, выбрался из этой круговерти и бухнулся рядом со мной, раскрасневшись и тяжело переводя дыхание.
Оксана села с другой стороны, аккуратно поправила полушубок и взяла бокал.
— Фух!.. Хорошо-то как! Эх, жаль, что последний мой корпоратив, — выдохнул Фомич, сдвигая шапку на затылок. — Буду скучать по вам, друзья-товарищи. Всё, пенсия, мать её. Нежданно-негаданно.
— Так уж и нежданно-негаданно, — усмехнулся я. — Ты здесь столько работаешь, сколько вообще не живут.
— Да брось, Макс, — махнул рукой Ляцкий. — Я бы ещё работал, честное слово. Если бы не эти ночные смены. Врач запретил. Говорит, или сон, или здрасьте, инфаркт.
Он поморщился.
— Я, конечно, хотел всё это послать к чертям, но жена встала на сторону врача. Потом ещё и тёщу подтянула. Обложили со всех сторон. В общем, заставили рапорт на пенсию написать.
И тут Оксана, не говоря ни слова, откуда-то достала сложенный листок бумаги и аккуратно приземлила его на стол перед нами.
Ляцкий прищурился, наклонился ближе.
— Это что ещё такое…
На листе был его рапорт. Рукописный, аккуратный, с привычным наклоном букв. Ляцкий всегда любил писать рапорты от руки, даже тогда, когда уже всё печатали на компьютере и оставляли только живую подпись и дату.
— Ого… — протянул он недоумённо. — Ты что, мой рапорт на праздник принесла?
— Я его из кадров забрала, — спокойно улыбнулась Оксана. — Чтобы тебе подарок сделать.
— Подарок? — он поднял брови. — Какой ещё подарок?
— Новогодний, — всё так же спокойно продолжила Снегурочка. — В общем, другой тебе рапорт надо написать.
Ляцкий замер.
— Какой ещё другой?
— Начальник кадров, Зуев Владимир Ильич, — сказала она, не отводя взгляда, — скажем так, героически погиб. Все мы помним.
Она слегка усмехнулась.
— Героически в кавычках, конечно. Все мы знаем, что с ним случилось и как он работал на Валета. Но начальника кадров мы так и не нашли. А работа там ответственная. Зато по графику — непыльная пятидневка. И, по крайней мере, для такого зубра, как ты, вполне по плечу.
Ляцкий молчал, глядя на рапорт, будто видел его впервые. Потом поднял глаза на Оксану, на меня, снова на бумагу.
Музыка вокруг продолжала греметь, кто-то смеялся, кто-то уже затянул песню, а за нашим столом вдруг стало тихо.
— Так что, Борис Фомич, пиши рапорт на начальника кадров. А этот… — Оксана помахала листочком. — А этот мы на счастье сожгем.
Она разорвала рапорт о выходе на пенсию на мелкие кусочки, сложила в блюдце и чиркнула зажигалкой. Он красиво загорелся.
— Начальника кадров — это же подполковничья должность, — с придыханием проговорил, Ляцкий не веря услышанному. — А я справлюсь? А я… это самое… а как же… а Мордюков согласен? Я же буду начальником! Уф…
— Да, и Семен Алексеевич добро дал, — улыбнулась Оксана.
Понятное дело, что вот так с кондачка она бы об этом и не заговорила, но Фомич, которого мы раньше называли Ляцким Глазом, от удивления не сообразил.
— Ну, не знаю, мне надо подумать… — он совсем растерялся.
— Что тут думать? — ткнул я его локтем в бок. — Тебе такую должность предлагают. Отдельный кабинет, куча женщин под боком, никаких дежурств, ночных смен.
— Так я-то что? Это же надо руководить уметь.
— Я в тебя верю, Фомич, — сказал я. — У тебя всегда был талант руководителя.
— Ну, талант-талант, а вот как опростоволосюсь, так… Что-то сыкотно мне, друзья.
— Да ты не боись, — сказал я. — Ты, главное, сиди и делай умный вид