Игорь Ельцов плохо спал. Ночевал он у Ани. И даже утомившись от любви, не мог заснуть. Проваливался в забытье, просыпался, курил. Значит, ребята генерала Владзимирского взяли их на крючок. Распорядились начать оперативную разработку.
Нужно было действовать. Ах, Лева, Лева. Человек с лицом, похожим на резиновую маску, которая постоянно двигалась — глядишь и не можешь понять, о чем думает и чего он хочет.
Утром на работе Ельцов «пробил» Левин арбатский телефон и не удивился, когда ему сообщили, что такой номер нигде не значится. Значит, закрыт. Все сходилось. Время действовать. Излюбленные штучки ребят Владзимирского хорошо известны. Самым надежным способом была так называемая «зарядка» квартиры. Агент приносил в дом и прятал там антисоветские листовки или книги, но это происходило обычно на заключительной фазе операции. Судя по всему, она еще не наступила.
Лева был человеком светским, вращался во всевозможных московских компаниях. Был дорогим гостем у темных дельцов из Столешникова и как равный крутился в среде правительственных детей, любивших погулять в московских ресторанах. Несмотря на все свое обаяние, Лева в ресторанах платить смертельно не любил, был прижимист и жаден до денег.
Когда они сидели в «Гранд-Отеле», Ельцов заметил, что Лева очень долго о чем-то разговаривал с «самоходкой» Леной, так именовались на сленге московских гуляк прелестные дамы, развозившие между столиками дорогой коньяк, конфеты, папиросы. Ельцов знал, что Лена по мелочи спекулирует. Но делает это осторожно, с умом и только с надежными клиентами. Вот ее и прихватил Ельцов. На следующий день он пришел к ней на улицу Москвина. Самоходка обитала в бывшем доходном доме, где когда-то у внучки Толстого жил Сергей Есенин.
Позже, много позже появится на этом доме роскошная мемориальная доска.
Лена восприняла визит майора из МУРа с пониманием. По роду занятий ей ежедневно приходилось общаться с оперативниками, и не только из милиции. «Гранд-Отель», куда любили заглянуть иностранцы, был под бдительной опекой ребят с Лубянки.
— Я вас, Лена, хочу спросить об одном человеке.
— О ком же? — кокетливо улыбнулась самоходка.
— Вы с ним пару дней назад разговаривали.
— Он в вашей компании был?
— Да, в сером пиджаке.
— Юрочка. У нас он бывает часто, с разными людьми. Гость вежливый. Скрывать не буду, у меня с Юрием Николаевичем есть маленькие общие дела.
— Что за дела?
— У меня много друзей. Всем одеться хочется. Понимаете?
— Как не понять, он вам что-то предлагает?
— Несколько раз приносил мужские костюмы. Хорошие. Не новые, правда, но заграничные. Я один мужу взяла. Показать?
— Не надо, не надо, — засмеялся Ельцов, — меня другое интересует. Почему вы зовете его Юрой?
— Он так представился мне. Да и не только мне. Моя подруга Аллочка встречалась с ним больше года.
— А сейчас?
— Они разошлись.
— Почему?
— Скупой он очень и какой-то придуманный. Нам он представился как журналист из «Известий». У него даже удостоверение было. А потом в «Авроре» они встретили директора комиссионки из Столешникова, так он этого Юру вообще Борей называл, и подруга потом сказала, что Юра-Боря — адвокат.
— А как вы думаете, почему они разошлись?
— Год с лишним он на ее шее сидел. Она его одевала, кормила, в ресторанах за него платила и не знала, кто же он такой.
— Лена, вы можете сделать мне одолжение? Личное?
— Конечно.
— Вы завтра работаете?
— Да, моя смена.
— Мы придем часиков в восемь. Подъезжайте к нам с вашей тележкой и заговорите с Юрой, только обязательно назовите его по имени.
Лена засмеялась:
— Я завтра устрою вам маленький сюрприз.
— При своей работе я сюрпризов крайне опасаюсь.
— Этот вам понравится.
В ресторан они пришли ровно в восемь. Сели за большой стол у входа в бар. К ним сразу же подошел официант, принял заказ. Сидели, смеялись, слушали знаменитый женский оркестр. Когда певица Соня закончила песню о перелетных птицах, к их столу подкатила самоходка.
— Здравствуйте, дорогие гости, — улыбнулась она заученной улыбкой, — шоколадные наборы, коньяк «КВ», мадера крымская, папиросы «Совьет Унион», сигареты «Тройка». Что желаете?
— Бутылочку «КВ». — Сергей Голованов достал деньги.
— А вы, Юрочка? — обратилась самоходка к Леве. — Вы же любите крымскую мадеру. Я специально для вас оставила пару бутылок.
Вся компания за столом с недоумением уставилась на Леву.
— Одну минутку… — Он встал из-за стола, взял Лену под руку и повел в глубь зала.
Вернулся он через несколько минут, сел за стол и сказал, улыбнувшись:
— Перепутала она меня. Вернее, мое имя.
— Как так? — удивился Владик Сивцов. — Ты же на моих глазах несколько раз с ней шептался. Ты что, всем бабам, с которыми спишь, разные имена называешь?
— Ладно тебе, — смущенно потупился Лева, — у всех свои приемы.
А через зал к их столу шел знаменитый московский человек — директор комиссионки из Столешникова.
— Добрый вечер, — поздоровался он со всеми и обратился к Леве: — Боренька, я вашу просьбу выполнил. Отложил неплохие заграничные туфли на каучуке.
— Пойдемте обсудим. — Лева вскочил, чуть не опрокинув стул, его лицо внезапно стало жестким и злым.
— Ребята, — спросил Гарик Юхимов, — Что такое? Как это понимать?
— Я вам потом объясню, — сказал Ельцов, — Давайте отсюда по одному и к Сереге в мастерскую. Тем более он марочным коньяком запасся. Я сам поговорю с этим многоименным деятелем.
Когда Лева вернулся, за столом сидел один Ельцов.
— А где, ребята, Игорь?
— Разбежались. Больно уж ты их своими кликухами напугал.
— Понимаешь…
— Не надо, — Ельцов налил себе водки, — не надо горбатого лепить, Лева-Юра-Боря. Запомни, когда ты шел сюда, я уже шел обратно, поэтому все, что ты скажешь, я давно забыл.
— Ты только не думай, что раз ты в МУРе начальник отдела, то уже все знаешь. Я таких, как ты…
— Тебе до меня, — перебил Ельцов, — еще двадцать лет говном плыть. Понял, стукачок?
— Ты! — Лева вскочил.
— Садись, падло. Смотри.
Ельцов достал из кармана бумагу.
— Это что? — насторожился Лева.
— Мой рапорт начальнику Московского УМГБ о том, что ты, пьяный, рассказал нам, что являлся платным агентом МГБ и внедрен в нашу компанию для разработки. Моя подпись и фамилии свидетелей.
Лева тяжело сел на стул. Налил водки в фужер, жадно выпил. Отдышался и сказал:
— Тебе не поверят.
— Мне-то как раз и поверят. А тебе после этого во внутренней тюрьме бушку отвинтят и ночью в крематорий отвезут.
— Ты не посмеешь…
— Посмею, Лева, посмею. Но у тебя есть шанс. Оставь нас в покое. Понял?
— Понял, — уже спокойно ответил Лева.
— Успокоился, — засмеялся Ельцов, — решил, что с фраером лопоухим дело имеешь. Нет, стукачок. Ты прикинул, что утром побежишь и сообщение напишешь, что мы решили начать террористическую деятельность. Нас чекисты повяжут. Но запомни, при обыске все бумаги изымут. Возьмут и мой рапорт, а в нем написано: мол, ты по пьяни мне шепнул, что получил указание «зарядить» мастерскую Сережки Голованова антисоветской литературой. Нам, конечно, сроки намотают, а тебе, как предателю святого чекистского дела, крышка. Теперь понял?
— Понял, — деловито ответил Лева, — а если я напишу сообщение о бесперспективности разработки?
— Напиши. — Ельцов достал папиросу, закурил.
— Ну а дальше как? Мне ведь работать надо. — Лева намазал бутерброд остатками икры. — Ты же сам знаешь, что известно пятерым — достояние всей Москвы.
— А что известно пятерым?
— Ну, мои имена.
— Я скажу им, что ты золотишник, поэтому и представлялся клиентам разными именами.
— Значит, я могу спокойно работать?
— Работай, — усмехнулся Ельцов, — работай, я тебя не сдам.
Лева с трудом проглотил бутерброд. С сожалением окинул взглядом стол, полный жратвы.
— Ты оставайся, выпей, поешь, погуляй, — Ельцов встал, — я за стол заплатил.