Жар невозможно вынести. Мне хочется закричать, но дым царапает мне горло, не позволяя забыть, что я нахожусь в его власти. Я кашляю, содрогаюсь в конвульсиях, изрыгаю то немногое, что было у меня в желудке, и дотрагиваюсь до чего-то раскаленного. Ожог напоминает мне укус дикого животного, которое пытается прогнать меня со своей территории, и я реагирую так же, как отреагировал бы на моем месте и любой другой: отпрыгиваю назад, схватившись за обожженную руку, и издаю крик, от которого дым, вернувшийся ко мне в легкие, окрашивает их в темные оттенки.
И тут я различаю две вещи.
Первая – это дверь. Она совсем рядом со мной, всего в нескольких метрах. Я чувствую себя как человек, потерпевший кораблекрушение и увидевший посреди моря доску, которая может стать его спасением.
Вторая – оранжевое свечение, указывающее на место, где находится пламя, и к которому я ни в коем случае не должна приближаться.
Прямо между мной и дверью.
Новый приступ кашля заставляет меня согнуться пополам. Я взвешиваю варианты, которых у меня не так уж много. Дверь – единственный выход. Если я сейчас не потороплюсь, то меня придется выносить отсюда вперед ногами.
Мое горло горит, глаза залиты слезами, а пот покрывает каждый миллиметр моего тела, но я бросаюсь к двери, не задумываясь о том, что делаю, и не пытаясь понять, зачем я здесь, в окружении огня и опустошения.
Языки пламени меня ждут. Как только я приближаюсь к ним, то они летят мне навстречу и обволакивают, словно саван, забирая то, что им принадлежит.
Боль.
Огонь и боль.
31
Я проснулась в ужасе, вспотев и запыхавшись так, словно только что пробежала стометровку. В еще большее недоумение меня ввел тот факт, что я не узнала собственную комнату. Резко вскочив и оглядевшись по сторонам, я попыталась понять, что находится вокруг. Понемногу события начали вставать на свои места, одно за другим, неизбежно, как падающие костяшки домино, и реальность наконец одержала верх. Я вспомнила, что нахожусь в Берлине, во вполне приличного вида гостиничном номере, а не дома. Мне просто приснился кошмар, вот и все.
Огонь не снился мне уже несколько лет.
Какое-то время это был повторяющийся кошмар. Дошло даже до того, что я отказывалась спать, боясь, что пламя и дым возникнут снова и обожгут мне тело. Тем не менее однажды все просто прекратилось. Мне перестал сниться этот жуткий сон. Наверное, это было бы прекрасным моментом, чтобы посетить психотерапевта и спросить его, какого черта мне так долго, ночь за ночью, снился этот проклятый повторяющийся кошмар, но меньше всего на свете мне хотелось сдерживать смех, пока мозгоправ будет пытаться интерпретировать, что именно хочет заставить меня понять мое подсознание. К тому же когда проблема исчезла, то я уже не видела особого смысла, чтобы зацикливаться на ней.
Возможно, мне не стоило так легкомысленно отказываться от идеи обратиться к профессионалу. Кошмар вернулся, и он был таким же жутким, каким я его помнила, а может, и хуже. Что же изменилось? Может, в последние несколько дней произошло что-то, что выбило меня из колеи сильнее, чем я ожидала?
Ответ на этот вопрос сразу же пришел мне в голову.
Я находилась в чужом городе; я снова вернулась к работе, которая была мне интересна, после нескольких месяцев на мели; появившись из ниоткуда, Карлос Сарасола послал по моим следам своего приспешника; и, наконец, я неожиданно услышала эту легенду о потерянных библиотеках, нацистах и похитителях книг, которую Олег с таким пылом мне рассказывал.
Судя по всему, соединившись наихудшим образом, все эти элементы и вывели меня из равновесия. Этот кошмар был не чем иным, как реакцией моего подсознания, загруженного проблемами, которые начали наваливаться на меня со всех сторон.
Через какое-то время, пока мой пульс приходил в норму, а сон постепенно отступал, я поняла, что у меня есть дела поважнее, чем сидеть здесь, прокручивая в голове то, что не имело никакого отношения к реальности. Пришло время встать и приступить к работе. На часах было семь утра, так что Олег, наверное, уже давно был в библиотеке.
Резко вскочив, я бросилась в ванную, надеясь, что хороший душ поможет мне избавиться от остатков страха и пота.
– Я собираюсь в Италию, – заявила я.
Олегу понадобилось несколько секунд, чтобы оторвать взгляд от страницы, на которую он смотрел. Я обнаружила его в Лимбе за изучением потрепанного экземпляра на английском «Чудесного путешествия Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлеф. Судя по тому, как Олег поморщил лоб, я предположила, что он уловил смысл сказанного. Перед тем как ответить, он поднес руку к своим громоздким очкам и поправил их на переносице.
– Тебя любой бы понял, Грета.
Я бы предпочла, чтобы он меня оскорбил. Чтобы на повышенных тонах спросил меня, что я вообще творю и что, черт возьми, о себе возомнила. А этот беззубый ответ поднял у меня в груди волну ярости, которую я попыталась сдержать, чтобы она не пошла дальше.
– А что такого произошло, что ты передумала? – поинтересовался он.
– Вчера вечером я разговаривала со своей сестрой. Она заставила меня взглянуть на вещи шире, и я поняла, что ничего не потеряю, если еще немножко порасследую.
Даже я заметила, что он пытался преуменьшить важность этого путешествия, что в любом случае казалось мне абсурдным, ведь поехать в Рим, чтобы расспросить возможную свидетельницу нацистского грабежа, – это не какой-то пустяк. Олег это понимал, поэтому приложил видимое усилие, чтобы не смотреть в мою сторону.
– Ты не мог бы дать мне адрес этой женщины? – спросила я.
Олег ответил не сразу. Сначала он отложил в сторону книгу о приключениях Нильса Хольгерссона и откашлялся.
– Я долго над этим работал, Грета.
«Это» вполне могло означать реорганизацию библиотеки, маркировку украденных книг или поиски Библиотеки Еврейской общины. Он произнес это резким тоном, которого я раньше от него не слышала, но без труда поняла. Доверие, которое он мне оказал, только что пошатнулось после того, как возникла вероятность моей поездки в Рим, чтобы расспросить эту возможную свидетельницу, не заручившись его одобрением. Мы оба понимали, что это нечестно. Олег нашел эту женщину гораздо раньше, чем я вообще узнала о существовании в Центральной и