Виталик, всё также молча смотря на меня, вдруг медленно поднял правую руку, поднёс указательный палец к фильтрам респиратора и как бы безмолвно произнес: «Т-с-с-с».
А потом растворился в темноте, на ровном месте. От увиденного я чуть не свалился на пол: ноги подкосились, согнулись, задрожали колени, будто тело моё в это мгновение прибавило добрую тонну. Я впал в ступор, сердце моё подпрыгнуло, кажется, до самой глотки, а по спине встали дыбом все мои волосинки. Я попятился назад и чуть было не потерял равновесие, но вовремя ухватился за раковину справа от себя. Облокотившись на неё почти всем весом и крепко ухватившись, я звонко вдыхал и выдыхал воздух, чувствуя, как с каждой секундой мне становится всё хуже и хуже. Я поднял лицо, посмотрел на своё отражение в зеркале: лицо было бледным, как у покойника, и по вискам проступали испарины пота.
Я старался не потерять сознание, хотя голова у меня закружилась. Крепко ухватившись за раковину, я повертел краны, но вода не полилась. Потом я нервно перекинулся на соседнюю раковину, повертел там, потом на третью, но нигде не было воды. Я понял, что теряю самообладание. Вновь подняв отяжелевшую голову, я посмотрел в зеркало. Второе зеркало, что было в отражении, показывало меня, стоявшего к нему спиной. А в нём – ещё одно, и ещё, и ещё. И так, кажется, до бесконечности. Бесчисленные копии меня пялились друг на друга. И в один момент я увидел, что где-то не в самом дальнем из отражений рядом со мной образовался силуэт, ровно стоящий и смотрящий туда же, куда и я. Я резко обернулся, сбив с раковины керосиновую лампу: она упала и разлетелась на осколки при звонком ударе о белый кафель. Рядом со мной никого не было. Я посмотрел на второе зеркало, и в его отражении всё было примерно так же: я стоял спиной к зеркалу позади и смотрел на самого себя в бесчисленном количестве раз.
Больше мне находиться здесь не хотелось. Вывалился в коридор и пошёл в ту сторону, из которой прибежал раннее. Я направлялся в свою аудиторию. Мне было плохо, и я осознавал, что продолжать дежурство был не в состоянии. Уходить самолично со смены, не предупредив никого, было запрещено, но сейчас мне было всё равно на это. Но когда я вышел на лестничную площадку и стал спускаться, наваждение постепенно начало спадать. Я остановился на ступенях, переждал немного. Стало легче. Выдохнув и облокотившись о стену, я вытер пот с лица. Простоял так некоторое время, а потом вспомнил про оставленное в раскрытых сумках на столе оружие в аудитории.
Я быстро поднялся на четвёртый этаж, нашёл в темноте оставленную открытой дверь и вошёл внутрь, подошёл к столу и впал в глубокое недоумение.
Стол был совершенно пуст, оружие исчезло.
Сейчас мне вспомнились слова Григория. О замкнутом круге. О том, что любое предпринятое действие не приносит какого-либо результата, и всё возвращается на круги своя. Как было раньше.
Спускаясь по ступеням, обессиленный, я именно это и почувствовал: возвращение в первостепенное положение. Оружие вновь пропало, и на этот раз у меня из-под носа. И не само наличие факта об этом выбило из меня всю спесь, а то, что сумасшествие способно не только ментально воздействовать на человека, но и физически воспрепятствовать ему. А в этих стенах, похоже, сумасшествие и вовсе приняло своё собственное физическое воплощение, отделившись от нашего рассудка, как тень отделяется от своего хозяина и начинает жить своей собственной жизнью.
Почему одни видят живые тени и умерших друзей, а другие страдают только от одних кошмаров? Кого сумасшествие выбирает в качестве объекта для удовлетворения своего игрового азарта, постепенно и издевательски изматывая разум своими кознями, а кого оставляет на потом, временно придерживая в поле своего влияния одним лишь ментальным воздействием? Или же, видящие странные силуэты, просто-напросто больше сумасшедшие, чем те, кому снятся только кошмары? Да и может не было там никакого оружия, в той аудитории, а всё это мне просто причудилось?
Я шёл по коридору на втором этаже, а вокруг меня словно всё померкло, приняло абстрактную форму и улетучилось, рассеялось, словно бесконечно долгий мираж. Реально ли всё, что окружает сейчас меня? Реально ли всё то, что происходит вокруг? И реальна ли сама моя жизнь? Все те люди, с которыми я живу здесь? Или это лишь плод моего собственного воображения, или просто обычный сон? Я уснул тогда, четыре года назад, и до сих пор никак не могу проснуться. Или может я умер, и всё это – ад?
Возле моей аудитории сидел караульный. Завидев меня, он встал и пошёл куда-то, а я даже не обратил на него внимания. Зайдя в аудиторию, я молча прошёл к своему матрасу. Сейчас здесь было светлее, намного светлее. Сюда принесли пару керосиновых ламп, и в их свете мой новый сосед читал какую-то книгу. Когда я вошёл, он прекратил это дело, молча проследил за мной. И когда я лёг, сказал:
— Ты словно на том свете побывал. — Григорий изучающе осмотрел меня. — На тебе такое лицо, будто ты увидел что-то такое, что должно было превратить тебя в камень. Горгону Медузу увидел. Но она не завершила задуманное, или же сделала это лишь наполовину, — усмехнулся студент.
— Я ничего не понимаю… — лёжа на спине и уткнувшись глазами в потолок, устало произнёс я.
— Это вполне нормально, — вновь усмехнулся Григорий.
— В том-то и дело… Я не понимаю, где нормальность, а где нет. Кажется, я вовсе запутался… — монотонно проговорил я.
— Ну так распутайся, — в таком же позитивном тоне сказал мой сосед.
Я посмотрел на него. Григорий сейчас выглядел бодро. Даже больше: он был немного счастлив, хотя я не понимал, почему. Под его рукой лежала книга.
— Что читал? — спросил я.
— А, книжку одну. Там по сюжету оружие тоже имеет душу. Оно устанавливает со своим носителем духовную связь, но не умеет напрямую контактировать с ним. Только наделённые особым даром люди могут делать это. Они