– Тут все в порядке, как и должно быть, с главного пульта. Но вот как быть с расхождением в четыре минуты…
– Технический сбой?
– Ну, в одной из систем точно, вопрос только, в какой именно и в чем причина. Но есть и еще кое-что, заметила сегодня, когда сводила круговой курс. Он простой, я его сама сделала за пять минут, Лаплас только подготовил перфокарты для ввода в систему. Все как обычно, но я почему-то решила взять и проверить еще разок перед загрузкой. Нормальная матрица, только у каждой узловой координаты стоит какая-то условная метка, как апостроф, знаешь. Я спрашиваю Лапласа, что это такое? А он отвечает: это маркер кругового движения, означает циклическое повторение итерации. А я точно помню, что точно такие метки видела на координатах основного курса перед каждым прыжком, и спрашивала тоже, но тогда это были маркеры направления, типа, для корректировки погрешности, чтобы не отклоняться от условной прямой. Запросила распечатку курса последнего субквантового перехода – никаких меток и маркеров, представляешь! Но я-то помню, что они были!
– С Ойууном обсуждала?
Эшли пожала плечами.
– Да, а что толку. Он твердит, что Лаплас машина, а если так, то и ошибаться не может.
Мы еще помолчали. Я думал о том, что мы знаем, где находимся, с какой скоростью и куда движемся только благодаря тому, что нам это через десятки тысяч датчиков и приборов сообщает Лаплас, и как всем повезло, что он не ошибается. Эшли задумчиво смотрела в черноту за внешним экраном и казалось, что размышляет примерно о том же, но она вдруг сказала:
– Знаешь, кэп, если мы вернемся, я снова подам заявку на материнство – и пошел этот космос ко всем чертям, вот что. Нарожаю побольше детей и буду с ними возиться.
– А если опять откажут?
Эшли усмехнулась.
– Не откажут. Я в прошлый раз все тесты успешно прошла и разрешение получила, просто в последний момент смалодушничала что-то и решила еще полетать год – другой. Да и за тобой должен же кто-то присматривать!
– Зойка присмотрит, – ответил я, улыбаясь.
– Ой, за Зойкой бы кто посмотрел! Нет, решено: возвращаемся – и все, на космосе точка. Только бы с ума не сойти тут…
– Что ж, об этих перспективах нам завтра подробно расскажет доктор Али, – сказал я.
И ошибся.
10.
Потому что на утро 219-го дня экспедиции врач крейсера «Эволюция» Али Шейх Махмуд бесследно исчез.
В четыре утра нас с Эшли сменили Зойка с Лили; несмотря на то, что я освободил научную группу от несения вахты, та тоже решила не оставлять подругу наедине с притаившейся за экранами внешней тьмой, коварной и хищной, в которую превратился космос. Я ушел спать, но даже с электростимуляторами сна провел в забытьи не более трех часов, и в семь утра уже постучал в каюту Али.
Ответа не было.
Интуитивное чувство беды сразу стиснуло сердце, но, прежде чем вскрывать двери каюты, я прошелся по второй палубе, словно бы невзначай заглянул в лабораторию, в спортзал – привет, Нина! – в пустой и темный медицинский отсек, на кухню – доброе утро, Айзек, приятного аппетита, Генрих! – в библиотеку, и наконец даже открыл переборку, разделяющую аварийный эвакуационный блок с главной палубой, за каковым занятием меня и застал Ли Вэй.
– Что-то потерял, кэп?
Он был в очках для чтения, и темные суженные глаза поблескивали сквозь стекло.
– Нет, просто проверяю кое-что, – ответил я, и немедленно почувствовал себя скверно.
Еще хуже мне стало, когда я позвал к себе в каюту Эшли и Зойку, чтобы сообщить о пропаже Али. Всякая секретность совершенно противна здоровой социальной культуре; она свидетельствует или о совершаемом преступлении, или о том, что прибегающие к секретности считают преступниками других. Но я не хотел, чтобы только что получивший тяжелый удар экипаж был вынужден потерпеть еще один, не менее, а может, и более тяжкий; а еще, и сейчас я могу признаться и себе, и тебе в этом честно, я не знал, как оправдаю продолжение экспедиции, если Али не удастся найти.
Потому что полет я намеревался продолжить во что бы то ни стало.
Итак, мы собрались втроем за закрытой дверью в худших традициях заговорщиков или порочных властителей прошлых времен. Я рассказал про Али; мы сразу приняли, как очевидное, что человек не может ни бесследно пропасть с корабля, ни спрятаться на борту так, чтобы его было невозможно найти, а потому взялись за дело: Эшли отправилась в грузовой отсек, Зойка взяла на себя ходовую палубу, а я, оглядевшись, как вор, сгорая от стыда и тревоги, вошел в каюту Али.
Когда я рассказывал это Егору, он спросил, почему было просто не посмотреть камеры, и изрядно удивился, когда я сказал, что камер у нас на борту не имелось ни одной. Были самописцы на постах управления, специальные приборы фиксировали технические действия автоматики и экипажа, но никогда никому и в голову не приходило устанавливать оборудования для слежения за экипажем.
Зачем?
– На четвертой палубе его нет, – сказала Эшли через четверть часа. – В аварийных блоках тоже. И я на всякий случай проверила записи автономных регистраторов: ни один внешний шлюз не открывался, да и все скафандры на месте.
Зойка тоже не нашла Али, зато обнаружила кое-что другое.
– Случайно увидела, – рассказывала она. – Лазала по энергоблоку и обратила внимание, что на датчиках двух средних камер плазменных тороидов разные цифры. Стала проверять и оказалось, что один из тороидов в 3.03 ночи прерывал работу на 8 секунд. Я не хочу о таком думать, но если, к примеру, кому-то захотелось бы превратиться в пучок элементарных частиц, то он мог бы вручную отключить магнетроны, открыть камеру, забраться туда, и…
– Такое можно провернуть одному?
Зойка помотала головой.
– Категорически нет. Кто-то должен помочь закрутить на болты крышку и заново запустить тороид.
– Для этого же нужна инженерная подготовка, да? Кто мог бы сделать такое?
– Я, кэп, – Зойка стиснула руки. – Я могла бы.
Эшли и Зойка ушли. О своих находках в каюте Али я им не рассказал.
В отличие от Акико и Юкико, наш врач активно пользовался электронной рабочей станцией. Последним документом в ней были результаты ментального скрининга экипажа, проведенного накануне. Я перечитал его несколько раз.
«Эшли Хатчинсон-Грант – инволюционная паранойя с бредом материнства;
Зоя Черновыл – биполярное аффективное расстройство с психотическими симптомами;
Ойуун Уобулаахан – обсессивно-компульсивный синдром на фоне расстройства личности аутического спектра;
Ли Вэй – шизофреноморфное расстройство;
Махтаб Фархади – большое депрессивное расстройство