Мы несколько раз слушали запись, и в последних словах Лапласа перед расстыковкой чудилось что-то дьявольское. Впрочем, в то утро дьявол мерещился нам во всем.
Али попросил нас еще раз пройти тест и углубленный ментальный скрининг. Все с энтузиазмом дали согласие. Ему очень сочувствовали и пытались поддержать, как могли.
– Полные результаты завтра, – сказал он. – Хочу все перепроверить.
Я честно отсидел свои пятнадцать минут в шлеме с электромагнитными сенсорами, потом снял его и пошел в каюты сестер Сато.
Они тоже были похожими, как двойняшки: чистота, запах лаванды, минимум личных вещей; только у Акико на столе стояла немного оплавившаяся красная свеча, а у Юкико – желтая. За окнами у обеих – вид на залив со стороны холмов Нагасаки. Я присел на жесткую койку в каюте Юкико и прикрыл глаза. Когда и что я мог упустить? Лидер команды должен видеть и чувствовать каждого, и я всегда полагал, что у меня неплохо обстоит дело с эмпатией, но случившееся самым обескураживающим образом ломало мое представление об уровне собственного эмоционального интеллекта.
Они были замкнуты – да, но не только в последнее время, просто такой психический склад, один для обеих, словно не две сестры, а один ученый-отшельник. Постоянно были одни, как правило – в обсерватории; да, но потому только, что с первой недели вцепились в загадку неожиданно высокой плотности темной материи в войдах, что рушило ключевые посылки стандартной космологической модели. Пока все логично: это их специальность, их область исследовательских интересов; они даже Зойку просили лично проверить корректность показаний приборов в энергоблоке, на основании которых и были зафиксированы парадоксальные состояния космического пространства, но не готовы были принять аномалию, как данность, и продолжали свои изыскания.
«Завтра утром нужно всем собраться в библиотеке, – вспомнил я. – Акико говорит, что осталось сделать несколько последних расчетов».
В памяти рабочих станций Акико и Юкико оказалось совершенно пусто, так, словно за все тридцать с лишним недель полета они не сделали ни одной записи, ни одного вычисления, что было совершенно немыслимо. Я вспомнил, как с неделю назад видел сестер в обсерватории, склонившимися над звездными атласами и исписанными страницами блокнотов; судя по всему, основная часть их записок осталась в командном блоке, но в ящике письменного стола в каюте Акико я нашел несколько разрозненных черновиков, а у Юкико – большую четырехмерную карту участка пространства вокруг Супервойда Гончих Псов с красными карандашными метками.
Я собрал бумаги, карту, вернулся в свою каюту, сделал две копии всех документов, а потом позвал тебя.
– Над этим Акико и Юкико работали в последние дни, – сказал я. – Тут только фрагменты черновиков, но все-таки попроси ребят посмотреть, что это может значить.
– Мог бы сам поговорить об этом с Ли Вэем, это его тема – заметила ты.
– Ты теперь лидер научной группы. И мне кажется, что Ли не будет рад разговору со мной.
Вечером я сообщил по кораблю, что на предстоящую ночь все космонавты-исследователи освобождаются от несения вахты. В 20.00 я сменил на локальном, а ныне основном посту управления на второй палубе скорбного Айзека, сел и приготовился коротать в одиночестве ночь.
Резервный пост функционально практически не уступал основному, но был гораздо теснее, а вместо широкой дуги наружных экранов над пультами управления здесь имелось всего два продолговатых овальных иллюминатора, похожих на непроницаемо черные глаза какого-то зловещего насекомого. Я сидел в кресле пилота и играл в гляделки с кромешной тьмой. «Эволюция» сейчас шла круговым курсом, описывая в пространстве кольцо радиусом в полтора миллиарда километров со скоростью 0,61с, но она могла бы делать хоть «штопор», хоть «мертвые петли», кружиться как мельничное колесо вокруг поперечной оси, остановиться, дать задний ход, а на экранах по-прежнему оставалась бы эта тупая, упрямая чернота, плотно прильнувшая к нам извне. Компенсаторы тяги и генераторы искусственной силы тяжести не давали заметить ни ускорения, ни торможения, ни поворотов; в том, что мы продолжали движение сквозь пустоту на огромной, немыслимой по естественным меркам скорости, можно было убедиться лишь по цифрам на приборном табло, в то время как органы чувств однозначно сигнализировали, что мы не летим, не движемся, а просто застыли внутри непроницаемой тьмы, как в куске черной смолы.
Как на дне цистерны с густой нефтью.
Как в бункере глубоко под землей.
Какое из подобных сравнений, вдруг ставшее до ужаса реальным и осязаемым, свело с ума несчастных сестер Сато?..
С тихим вздохом за спиной отодвинулся люк. Эшли молча вошла и забралась в кресло второго пилота, подогнув ноги.
– Решила, что тебе не помешает компания.
Она улыбнулась, я тоже; мы молчали, но все же тишина стала совсем другой, и уже не наваливалась смертной тяжестью пустота за бортом, и чернота в наружных экранах словно бы отвела взгляд. Человек всегда сильнее рядом с другими людьми, особенно близкими, и редко найдется настоящий отшельник, кто бы в здравом рассудке совершенно бежал человеческих обществ. Мне стало легче просто от присутствия рядом Эшли, моего старого партнера и друга; но почему же несчастным Акико и Юкико – сестрам, неразлучным с рождения! – не хватило сил, чтобы вдвоем противоборствовать тому, что заставило их совершить прыжок в бездну?..
Я рассказал Эшли про наш последний разговор с сестрами Сато и про бумаги, которые я нашел в их каютах и передал для изучения научной группе.
– Я тут тоже покопалась немного, – сказала Эшли. – В общем, даже на сверхвысокой релятивистской скорости, как у нас, мгновенное изменение массы движущегося корабля вызывает кратковременное отклонение по курсовому вектору, ничтожно малое, но все же заметное. Мы потеряли около 12 % массы; скорость и автоматика тут же компенсировали векторное колебание, но приборы его зафиксировали… В общем, согласно бортовому самописцу Лапласа, отстыковка командного блока произошла в 00.23, так? А отклонение по вектору курса автопилот парировал в 00.19. Четыре минуты, кэп. И это чертовски много в такой ситуации, потому что в эти четыре минуты уложились перевод управления на резервный пост и голосовые подтверждения расстыковки.
– Но мы их слышали, – сказал я.
Прозвучало преглупо.
– Да, мы их слышали.
– Откуда была дана команда на