Арис то и дело замечала за собою и сжатые плечи, и слишком тонкий голос, и легкую мигрень от напряжения — однако, откровенного презрения гостей к своей персоне в этот раз не наблюдала.
«Сегодня дважды повезло», — выводила она.
Во-первых, говорливый принц едва давал кому-то вставить слово, не то что засмущать ее излишними вопросами. Он ястребом смотрел вокруг, и мелкие зверьки предпочитали обсудить ее непостижимое высочество позднее.
Во-вторых, незримо помогал кузен. Убедившись, что Арис не потонет без него, он позволял себе на несколько шагов смещаться, заводить и освежать полезные связи, слегка паясничать и — как пообещал Виоле! — торжественно вручать подставки с подогревом. Однако, и само присутствие Лиса немного охлаждало тех, кто находил за Арис этикетные неточности: отметишь их — такой шутник не постесняется припомнить и твои.
Видя влияние равной на принца, хозяин живо поменял рассадку ужина: внучка императора с кавалером заняли место напротив султанского сына, и все внимание сосредоточилось на двух высочествах. Патриотические южные рассказы полились еще обильнее, а юная царевна с интересом допросилась до легенд.
— Да вы не собрались ли туда ехать, кузина? — шепотом спросил ее Алессан между супом и куропаткой.
Дрогнула салфетка в маленькой руке. Лгать вязунья не умела, однако, истина сейчас же перекроет ей дорогу.
— Нас уже звали туда с Себастьяном, вы помните, — осторожно сказала она. — Отказ был категорическим.
«Он более не "Себастьян Базилевич"? — совсем не то услышал Алессан. — Великий шаг.»
— Что ж! Вы славно управляете беседой, — одобрил вслух. — Если так пойдет и дальше, меня вовсе перестанут замечать!
Ее высочество не умела поднимать одну бровь так эффектно, как Лис, но уточнила уже с деловитой иронией:
— Здесь мне следует извиниться?
— Напротив! Никогда не думал, что скажу это, но — продолжайте в этой же манере! Мне пора на время раствориться.
Когда позвали в музыкальную гостиную, кузен поднялся среди первых и действительно исчез.
Не столь пронырливые гости оказались в малом голубом салоне, где полагалось услаждать свой тонкий слух. Советник Верде похвалился новым ореховым клавесином, клянясь, что тот имеет голос чище девичьей слезы. Касаясь между прочим и девичьих слез — хозяйская дочь, для коей был выписан сей инструмент из Гиарии, по причине отроческих лет на вечер не была допущена. Восполняя утрату, советник пригласил для пения сначала супругу, а после — всякого из гостей, имеющего музыкальные наклонности.
Арис поместили в кресло близ певцов, и оттуда она с искренним участием внимала ариям и фугам. Ей удалось даже узнать одну мелодию, и на выжидательное молчание гостьи в синем от клавиш она осторожно заметила, что сонатина Барха прозвучала безупречно.
— Играете на клавесине? — оживилась хозяйка с ближайшего кресла.
— Что вы! — смутилась Арис и торопливо пояснила: — Матушка нередко исполняет ее на скрипке.
— Его высочество Флавий тоже проявлял большую музыкальность в юности, — припомнила хозяйка. — Столь одаренная семья! На чем же вы играете таким наследием?
Арис вмиг нашла, что вся ее уверенность куда-то скрылась. Попробуй говорить свободно, когда за хрупкими плечами не маячит Лис, а принц внимает этому концерту поодаль, из обрамленья бархатных портьер!
— Я не владею инструментами, — улыбнулась она не без трудности.
— Поете? — уточнила гостья в синем.
Они так безупречно любезны! Желают отметить черту между ними — или это мнительность необразованной дикарки?
— Не посмею назвать это пением.
Ничья ухоженная бровь не дернулась в безмолвном приговоре, но Арис почему-то вновь нашла глазами принца и удостоверилась, что почтения не убыло хотя бы в нем.
Селим чернел спокойными очами, и бывшая вязунья удержала долгий вздох.
Давно пора ей с ним поговорить.
* * *
Черный камзол был, разумеется, не только фоном для тассирской броши, но и удачной маскировкой самого ловца. Проскальзывая коридорами, Лис не тратил даже сил на морок или купол — его и так почти не видно в полутьме, а в случае ненужных столкновений легко принять за одного из слуг.
Он обошел всю усадьбу снаружи кругом (собак по случаю гостей убрали), скользнул мимо подвальных вентиляций — но и в этих недрах чары не нащупали поддельных лун. Прогулялся вдоль крыла прислуги — советник, очевидно, за мукой ходил не сам. За приоткрытым окном услышал зачарованные счеты, по ним определил каморку экономки, однако, подозрительного серебра не различил и там. Флигель в саду был тоже Лисом трижды обойден — все без толку.
Вернувшись, он продолжил экспедицию хозяйской части дома. Арис не подавала пуговицей знаков, что его хватились — пожалуй, четверть часа еще можно было пропадать. Самой любопытной точкою маршрута стал бы кабинет советника, но туда стелились только два пути: взлом или приглашение. Оба были одинаково крайними, поэтому Лис принялся за поиск вероятных смежных помещений — словом, он желал попасть в библиотеку. По слухам, которыми ловец разжился накануне, в книжном собрании Верде имелись ценные тома — интересом к ним он сможет объясниться при провале.
Алессан сбавил ход у деревянных темных створ с резными сценами: тут многомудрый элланец чертит на песке треугольники, там бредут в сени дерев ученики ликея, везде кучерявость бород перекликается с тугой спиралью свитков. Один высоколобый философ смотрит на входящих, и Алессан ему кивнул: благодарю, теперь сомнений точно не осталось — за столь красноречивой дверью можно прятать только царство книг.
Богатство это было тоже заперто.
Высокие позы резных мудрецов передались и Лису — он обвел рукой невидимую бороду и замер как перед сложением трактата.
Какие у него стратегии для штурма этой крепости?
Ладонь ушла от подбородка, скользнула вдоль сияющего медного замка — область, разумеется, чарована для распознания хозяйских рук. Искушение сломить защиту было велико, но Алессан одернул пальцы обратно к лицу: риск не оправдан, вторжение будет укрыть куда сложнее — тем более, что эти залы слишком хорошо освещены.
Юноша задумчиво глядел на деревянные глаза философа.
«Смогу ли убедить советника похвастаться послу библиотекой?»
— Опять скучаете, Алессан Диегович?
Собственное лицо Лиса тоже одеревенело на секунду. Очень медленно он повернулся к тонкому голосу слева, на ходу одеваясь в улыбку без номера.
— Леди Рита! — вспомнил он советникову дочь.
Отроковица, не допущенная к вечеру, стояла в нескольких шагах в домашнем бледно-бирюзовом платье и наблюдала за его неслышимой дискуссией с философом.
— Батюшкин вечер вас не развлек? — продолжила сочувствовать она.
Улыбка понемногу укреплялась, обретая черты «номера