Майя корчит самую милую гримасу на свете.
– Стало быть, нет.
– Это не значит «нет». – Я обдумываю вопрос. – Не могу сказать, что его музыка – моя любимая, но я не питаю к ней отвращения или чего-то подобного.
–О, хорошо. Тебе следует сказать это, когда мы встретимся с ним. Я не питаю отвращения или чего-то подобного к вашей музыке.
Я смеюсь, откидываясь на спинку мягкого сиденья.
– Мои младшие сестры без ума от него. Он явно талантлив. Иногда мы крутим его пластинки в магазине, и они звучат неплохо.
Брови Майи приподнимаются.
– Продолжай. Вот это для него будет более лестно.
Я вжимаюсь руками в сиденье.
– Если честно, я просто… чувствую, что старые стандарты остались в прошлом. Кто из певцов делает каверы на песни Синатры и Нэта Кинга Коула? Многие, не так ли? Не думаю, что Садашив в своем творчестве делает что-то действительно интересное. Но это исключительно мое мнение.
Майя понимающе кивает.
– Когда мы встретимся с ним, тебе следует предложить ему записать несколько оригинальных песен.
– Ты так думаешь?
Она подается вперед и хлопает меня по ноге.
–Нет, ты ни в коем случае не должен так говорить! Он продает миллионы пластинок! Ему не нужны профессиональные советы от пары никому не известных старшеклассников из Фортуна-Бич.
Я смеюсь, чувствуя, как беспокойство начинает отступать. Удивительное дело, но… мне комфортно. Или, по крайней мере, что-то вроде того.
Хотя, может быть, мне не стоит удивляться. Вот почему мне нравится Майя – всегда нравилась. Она из тех, кто умеет расположить к себе. Заставить любого почувствовать себя достойным ее общества, даже если это не так.
– Что ж. – Майя закидывает ногу на ногу. – Даже если ты не фанат, я действительно рада, что ты пригласил меня на его выступление.
– А я очень рад, что ты согласилась.
Мы погружаемся в тишину. Ну, если не считать грохочущей музыки. Невысказанная правда витает в воздухе, наполняя салон лимузина, как аромат плохих духов. Правда в том, что я влюблен в Майю целую вечность. Что уже много лет хотел пригласить ее на свидание. И она это знает. Мы оба знаем.
Сказала бы она «да», если бы речь шла о чем-то другом, кроме концерта Садашива? Что, если бы я пригласил ее в кафе-мороженое? Или в зал игровых автоматов?
Или предложил бы ей надеть самый красивый корсет и присоединиться ко мне на ежегодной Ярмарке Ренессанса [45]?
Я пытаюсь убедить себя, что это не имеет значения. Надо жить настоящим. Она же сказала «да». И мы здесь. И мы…
Молчим.
Взгляд Майи устремлен на тонированные стекла, ее губы кривятся в усмешке, и я вижу, как она пытается придумать, что еще сказать.
Я мысленно представляю, как у меня на плечах сидят крошечные фигурки Пенни и Люси.
Будь собой.
Будь собой, но не слишком сильно.
Я набираю в грудь воздуха.
– Ты… уже знаешь, в какой колледж хочешь поступить?
Фу. Ты серьезно, Джуд? Вопрос в духе любопытной двоюродной бабушки.
Но Майя относится к этому спокойно.
– Мои родители познакомились в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, так что для Ливингстонов он имеет особое значение. Но не знаю. Думаю, было бы здорово учиться за границей. Может, в Оксфорде, или в Мельбурне, или еще где-нибудь. – Она закатывает глаза к потолку. – Я еще ничего не решила.
–Да кто из нас решил?– спрашиваю я, хотя на самом деле удивлен ее ответом. У Прю уже расписан план на десять лет после окончания школы, и я почему-то ожидал, что Майя ей под стать. По успеваемости она лучшая в классе, да и держится так, будто у нее все под контролем. Может, она просто скромничает?
– А ты? – спрашивает она.
– О… э-э… Не совсем уверен. Думаю, первые пару лет буду учиться в местном колледже, чтобы получить диплом бакалавра. После этого… не знаю. Может, пойду в художественную школу. Если смогу поступить.
Выражение ее лица оживляется.
– Да! На иллюстратора?
– Да, может быть. Или на графический дизайн.
– Это было бы потрясающе. Ты так чудесно рисуешь.
Я прищуриваю один глаз и слегка морщусь.
– На самом деле не то чтобы.
– О, я тебя умоляю. Мы вместе были на уроках рисования в шестом классе, помнишь? У тебя уже тогда здорово получалось.
– Ты помнишь мои рисунки из шестого класса? – ошеломленно спрашиваю я.
– Конечно. Ты был лучшим среди нас. А я ужасно рисовала. И до сих пор могу изобразить разве что человечков из кружочков и палочек.
Меня так и подмывает возразить ей, сказать, что она, скорее всего, наговаривает на себя, но… я не помню ее рисунков из шестого класса. Я вообще не помню, чтобы она занималась рисованием со мной вместе. Что странно, поскольку именно тогда, после той судьбоносной экскурсии, я и влюбился в нее. Разве я мог не заметить Майю? Не запомнить все, что она делала?
– Я уверен, с рисованием у тебя не так плохо, как ты говоришь.
– А я уверена, что хуже не бывает, – возражает она. – Но у тебя определенно талант. – Она пинает меня носком туфли, и я понимаю, что мысленно веду счет каждому ее прикосновению, даже если оно кажется бессмысленным. Это флирт?
Нет.
Майя не стала бы флиртовать.
Точно не со мной.
– Это невозможно, – выдыхаю я.
Она склоняет голову набок.
– Что?
– О! Гм. Поступить в художественную школу – это… практически невозможно. Там жесткая конкуренция.
– Возможно, – задумчиво произносит Майя. – Но кто-то же должен туда поступить. Так почему не ты?
Я усмехаюсь этому аргументу, логичному и простому.
И, возможно, она права. Особенно теперь, когда магия Ландинтона на моей стороне…
Так почему же не я?
Глава двенадцатая
По мере приближения к концертному залу движение становится интенсивнее. На перекрестках расставлены полицейские, которые направляют автомобили и пешеходов. Но вместо того чтобы заехать на парковку вместе с остальными машинами, лимузин поворачивает к стадиону и подъезжает к контрольно-пропускному пункту. Мы с Майей не слышим диалог водителя и охранника, но в следующее мгновение нас пропускают внутрь.
Лимузин останавливается перед невзрачными металлическими дверями, ничем не примечательными, если не считать таблички с надписью «ВХОД ДЛЯ VIP-ПЕРСОН» и дежурного с планшетом и в наушниках.
Водитель открывает нам дверь. Когда мы выходим из лимузина, Майя берет меня под руку, и я ощущаю ее энергию, как статическое электричество. Солнце садится за стадионом, так что мы оказываемся в его тени, но небо над головой светится розовым. Хотя парень