Я неловко пожимаю плечами.
– Что ты хочешь знать?
Прю усмехается, как если бы ждала от меня именно такой реакции.
– Ты поцеловал ее?
Я бледнею.
– Боже, Прю.
– Что? Это самый главный вопрос! Давай, колись.
– Э-э… нет. Я не собираюсь об этом говорить. – Я снова заливаюсь краской, но мое вечно красное лицо больше не смущает Прю.
Она вздыхает, затем бросает понимающий взгляд на Ари.
– Он ее не целовал.
Я почти ожидаю, что Ари подхватит тему и отпустит какой-нибудь дразнящий комментарий. Чтобы подтолкнуть меня к откровенности, или сунуть нос в мои дела, или… что-то в этом роде. Не то чтобы они вдвоем не наблюдали, не обсуждали и не анализировали мою влюбленность в Майю на протяжении многих лет.
Но Ари ничего не говорит. На самом деле она, кажется, снова увлечена своей мелодией; ее плечи напряжены.
– Но свидание, должно быть, прошло хорошо, – продолжает Прю, – потому что сегодня она пригласила Джуда с ней пообедать.
Ари поднимает взгляд, исполненный любопытства.
– Как тебе знакомство с Садашивом?
Я готов расцеловать ее за то, что она сменила тему.
– Он оказался довольно милым. Ну, знаешь, для миллиардера.
– Вряд ли он миллиардер, – замечает Прю. – Звукозаписывающие компании берут с артистов много денег.
– Я уверен, что ему живется не так уж плохо. И… о! Ари, я рассказал ему о тебе.
Ее глаза округляются.
– Обо мне?
– Я сказал, что у меня есть подруга, очень талантливый автор песен. Назвал ему твое имя, и он пожелал тебе удачи на конкурсе.
– Вау. – Она перестает играть. – Садашив услышал обо мне. Это… странно.
– Да, вся встреча с ним была странной. Я думал, что Майя упадет в обморок, как те девушки на концертах «Битлз» в шестидесятых.
– В реальной жизни он такой же томный, как в журналах? – Этот вопрос задает уже Квинт. Установив свой телефон на штатив, он слегка корректирует ракурс.
Я размышляю.
– Пожалуй… да. Он даже в реальности выглядит так, словно его отфотошопили. И все равно он кажется милым. Как будто знает, что знаменит и ему, вероятно, могла бы сойти с рук любая дерзость, но вместо этого он принял сознательное решение быть порядочным.
– Эй, Ари, – окликает ее Квинт. – Ты не могла бы присесть на табурет? Я проверю освещение.
Ари занимает свое место на сцене, но выглядит крайне смущенной, пока Прю и Квинт изучают ее через экран телефона.
– Можно сильнее подсветить с этой стороны, чтобы уравновесить поток света из окон, – предлагает Квинт.
До сих пор странно слышать, как Квинт изъясняется языком профессионала. Раньше я думал о нем как о лайт-версии Эзры. Классный клоун, балбес. Парень, которого все любят, но не воспринимают всерьез. Однако он меняется, когда стоит за камерой. Становится более уверенным в себе, более сосредоточенным, говорит про такие вещи, как тень и глубина.
Прю исчезает в кабинете и возвращается еще с одной настольной лампой, ставит ее рядом с Ари, и они с Квинтом несколько минут передвигают лампу взад-вперед, пробуют ее с абажуром и без него. Все это время Ари послушно сидит в центре, убеждая их, что совсем не обязательно добиваться безупречной картинки, но ее попросту игнорируют, потому что перфекционистка Прю на меньшее не согласна.
– Ты записываешь свою новую песню? – спрашиваю я, отчасти чтобы отвлечь Ари.
Она смотрит на меня и нервно вздыхает.
– Да. Думаю, да. Ну, то есть я сыграю ее, а вы, ребята, скажете, насколько она ужасна, и тогда мы сможем записать одну из моих старых песен. Но, если честно… Новая мне нравится. Она… я ею довольна.
Я улыбаюсь.
– Уверен, что она великолепна. Но, если это не так, Прю тебе скажет.
– А ты?
Я усмехаюсь и тычу большим пальцем себе в грудь.
– Я – твой самый большой фанат, помнишь? В моих глазах ты лучшая и не можешь ни в чем ошибиться.
Ари сияет и отводит глаза.
Наконец Квинт заявляет, что освещение идеальное – во всяком случае, если мы запишем видео в течение следующих сорока минут, прежде чем солнце сядет и дневной свет перестанет литься в окна.
– Давайте быстренько проведем проверку звука, чтобы убедиться, что микрофон работает, – говорит он. – Можешь что-нибудь наиграть?
Ари берет несколько аккордов и начинает петь. Перемена мгновенна. Я вижу, как опускаются ее прежде напряженные плечи, как расслабляются черты лица.
Она начинает с песни Адель, но исполняет ее по-своему, заменяя мощный вокал певицы собственным – нежным, почти хрупким. Ари не раз говорила мне, что недовольна своим голосом. Как бы блистательно она ни выступала перед аудиторией, как бы ни любила играть музыку, вокал ее вечно не устраивает. Но это не беда, ведь Ари не горит желанием стать певицей, она просто хочет писать песни для других исполнителей. Она предпочитает оставаться за кулисами, создавать музыку и тексты, которые понравятся людям, пробудят в них чувства. Она не стремится быть в центре внимания.
Несмотря на это, порой, когда она выступает, мне кажется, что она сама слышит себя вообще не так, как остальные, потому что… я просто влюблен в то, как она поет. Наверняка вам знакома заезженная фраза: «У нее голос ангела»? Так вот, для меня именно так звучит голос Ари. Он не сильный, не раскатистый, не громкий. Но в нем сквозит что-то на редкость успокаивающее, милое, чистое. Она просто недооценивает себя.
– Ну, и о чем вы двое говорили?
Я вздрагиваю: Прю подошла незаметно и теперь стоит рядом со мной. Она говорит тихо, пока Ари и Квинт возятся со звукозаписывающим оборудованием.
– Просто обсуждали ее новую песню. Она беспокоится, что ничего хорошего не выйдет.
Прю хмурится, но потом ее осеняет понимание.
– Не с Ари, придурок. Я спрашиваю про Майю. Ты был с ней наедине больше четырех часов. О чем вы говорили все это время?
–Ну, мы не были наедине в течение четырех часов, – возражаю я. – Нас окружали пять тысяч визжащих женщин среднего возраста. С вкраплениями престарелых мужчин. И было, знаешь ли, не до разговоров. Садашив выступал. Пел и все такое. Это было идеальное первое свидание. Как поход в кино. Когда не нужно напрягаться, вымучивая светскую беседу.
– Ладно, – Прю растягивает слова, явно неудовлетворенная моим ответом, – а в остальное время, когда Садашив не пел?
Я изображаю задумчивость, как будто тысячи раз