Она чувствовала, что одно неверное слово – и это станет ее концом. Мэрлин на несколько минут замолчал, словно разговаривал сам с собой, затем сделал глубокий вдох.
– Знаешь, что тебя спасает, сучка? Только то, что Леониду не причинили вреда, и то что истинной крови во всех ваших проклятых мирках осталось с гулькин нос! Если бы с ним что-то случилось, я бы не колебался ни секунды, – его голос стал тише, но от этого не менее угрожающим. – Вы оба должны понимать, что играете с огнем, и я не стану игнорировать неподчинение.
Напряжение в магической ауре несколько ослабло, и воздух в зале стал легче. Торра кивнула, не осмеливаясь произнести ни слова. У Мэрлина не было прямых доказательств ее причастности. Она понимала, что сейчас ей выпал шанс на спасение, и не намерена была его упустить. Побледневший Элррик стоял и молча наблюдал, как гнев наставника постепенно стихал, его руки, сжатые в кулаки, расслаблялись.
Внезапно Мэрлин поднял руку, и воздух вновь затрещал от электрической статики. Он подошел к Торре вплотную, глаза горели ледяным безразличием.
– Ты думаешь, что так просто отделаешься? Нет, Торра, – голос прозвучал так тихо, что казался еще более угрожающим, чем крик. – С этого момента твоя жизнь будет связана с жизнью Леонида. Если он умрет, умрешь и ты. Пусть это напомнит тебе, что действия имеют последствия.
Магия начала стекаться к его рукам, окружая Торру, словно ледяные цепи. Она почувствовала, как что-то холодное и неумолимое проникает в тело, обвивая сердце и душу. Глаза волчицы расширились от ужаса, и она вскрикнула, чувствуя, как что-то внутри нее меняется, связывая ее внутреннюю волчицу с жизнью другого. Свечение стало ярче, а затем исчезло, оставив ее стоящей на коленях в полном оцепенении.
– Это проклятие, Торра. Ты связана с оборотнем, и если с ним что-то случится, тебя ничто не спасет. Ты живешь, пока живет он, – провозгласил Мэрлин с жестокой улыбкой на лице. – Запомни это.
– Убирайтесь с глаз моих, оба, пока я не передумал, – резко бросил он, его взгляд всё еще оставался тяжёлым и непреклонным.
Торра быстро покинула зал, а Элррик медленно кивнул, не осмеливаясь возразить. Он знал, что Мэрлин опасен, намного опаснее, чем кто-либо в этом дворце мог представить. Мэрлин бросил на него последний взгляд, полный презрения, а затем развернулся и исчез в вихре магической энергии, оставив лишь едва уловимый запах озона в воздухе.
***
Лиана не знала, сколько с момента похищения прошло времени. Дни, недели, месяцы – всё сливалось в одно непрекращающееся мучение. Она потеряла счет, уже не пытаясь даже понять день сейчас или ночь. Клетка в подвале, в которой ее держали, была лишена освещения, только одинокий луч солнца иногда пробивался через крохотную трещину закрашенного окна под потолком, не принося ни капли тепла. Принцессу окружал смрад настолько сильный, что казалось, он пропитывал каждый вдох. Ведро в углу, куда ей приходилось справлять нужду, источало едкий запах мочи, смешанный с запахом гниющих ран и немытого тела. Грязь и боль стали ее единственными спутниками.
Тело болело. Каждая клеточка стонала от боли, и это единственное, что позволяло ей хоть как-то удерживаться в реальности. Касарр, ее мучитель, не щадил ее, каждый день изобретая новые способы сломить девушку. Он не просто хотел причинить ей боль, он хотел уничтожить ее дух, медленно и методично. Каждый раз, когда он спускался в подвал, его лицо выражало что-то между скукой и извращенным удовольствием. Холодный, безразличный взгляд сверлил ее, и в эти моменты Лиана чувствовала себя более чем беспомощной. Сердце сжималось от ужаса, грудь давило, а каждая попытка вдохнуть сопровождалась паникой, которая накатывала волнами, оставляя без сил.
Одним из любимых методов палача было использование игл из различных металлов, пропитанных разными зельями. Он втыкал их в ее руки и ноги, медленно и осторожно, заставляя прочувствовать, как игла обжигает плоть, словно огонь. Садисту была интересна степень воздействия каждого снадобья или яда. Она ощущала, как металл проникал в тело, его холод, его обжигающая сила разъедали ее изнутри. Другим извращенным развлечением было использование магических оков. Они обвивали ее грудь или талию, сжимая ее каждый раз, как она пыталась вдохнуть глубже. Давление на легкие усиливалось до такой степени, что каждый вдох превращался в настоящий подвиг, а каждое движение было невыносимой пыткой.
Лиана помнила, как однажды он заставил ее стоять на коленях, связав цепями из звеньев с острыми шипами так, что любое движение превращалось в невыносимую муку. Кровь текла по ее исхудавшему телу, но заживление, обычное для оборотня, теперь казалось далекой мечтой. Она теряла сознание от боли, а когда приходила в себя, ее окружала та же самая тьма, тот же смрад. Она больше не была уверена, где находится – в реальности или в нескончаемом кошмаре. Собственное тело стало ей чуждым, словно оболочкой, которую она больше не контролировала. Оно превратилось в фоновый источник постоянного страдания.
Частенько он бил ее по лицу, плевал, называл беспомощной тварью, жалкой принцессой без трона и без силы. Он наслаждался ее слабостью, невозможностью противостоять ему. Он знал, что ее воля сломлена, знал, что она больше не может бороться. Касарр даже развязал ей руки и ноги, не опасаясь сопротивления. Лиана стала слишком слаба. Она всё время лежала или сидела, опустив глаза на свое тело, на выступающие рёбра, на изможденные руки, покрытые синяками и грязью. Она больше не чувствовала себя оборотнем, не чувствовала ни силы, ни звериного духа, которые всегда были ее спутниками. Всё, что у нее осталось, – это боль. Даже ее волчья сущность, когда-то яркая и живая, теперь казалась далеким воспоминанием, скрытым за туманом страданий.
Очередной день или ночь – не имело значения. Лиана больше не знала разницы. Бесконечный круговорот боли и тьмы. Дверь скрипнула, и Касарр вошел. Он оглядел пленницу, прищурив глаза и скривившись от запаха, затем презрительно усмехнулся. Он подошел ближе, его голос раздался, словно холодное жало, проникающее в сознание. Он говорил