В результате оставшиеся семеро отказались от бестолковых скачек и присоединились к кучным командам, собравшимся по семьдесят человек возле атакующих машин. В ответ на безвыходное положение меня начали закидывать стрелами, оставив идею осады форта. Нескольким метким стрелкам удавалось не раз попасть мне по ногам, но заостренные древки либо отскакивали, либо быстро отваливались, оставляя оранжевые подтеки от затягивающихся ран. Это не сильно замедляло меня, но приносило несомненный дискомфорт при движении. Странно, как моя физиология вообще позволяла что-то чувствовать.
Продолжаться так долго не могло. Глядя на то, что я не решаюсь нападать на большие группы людей, они начали выстраиваться вокруг, разбредаясь в разные стороны. Мне оставалось держаться подальше от центра. Так это превратилось в новое развлечение, на которое у меня уже не хватало фантазии для более эффективной стратегии. Бегая вокруг, я надеялся, что их бдительность ослабнет, но они продолжали закидывать форт камнями, а меня стрелами. Выделив отдельный отряд из сорока человек для постоянного преследования, они пытались отогнать меня, когда их план взять в кольцо не увенчался успехом. Должен признать, это была хорошая командная работа, несмотря на то, что поначалу они пугались, потеряв во всей этой возне с одним противником больше полсотни.
Положение осажденных быстро ухудшалось. После первых двух повторных выстрелов из каждой установки часть стены легко начинала ломаться, так что продолжать занимать на ней оборону становилось невозможно. Внутри тоже было несладко: после попадания снаряда то и дело доносились крики. Кто-то пытался поджечь орудия, пуская зажжённые стрелы, но их быстро забрасывали снегом, а сами устройства становились мокрыми. И все же веревки не выдерживали и лопались, это останавливало атаку на некоторое время, пока окружающим не удавалось натянуть новые.
Хотя стены и ворота все еще стояли, ждать, когда враги закидают весь бункер, было нельзя. Некоторые покалеченные воины приходили в себя или продолжали притворяться мертвыми. Это сразу стало понятно после того, как я использовал одного в качестве щита, пытаясь сбрасывать поверженных противников на сооружения. Накидывая их, на выстроившуюся оборону, чтобы разбить строй, я обезоруживал на некоторое время первых, но их столпилось слишком много, чтобы прорваться и успеть сделать что-то, прежде чем меня настигнут. К тому же преследовавшая меня группа не давала задержаться долго на одном месте.
Мешая таким образом сделать новый залп, я опять переключил все внимание на себя. Возле требушетов оставалась только тройка человек, в то время как остальные выстроились вокруг, не позволяя мне подойти ближе. Честно говоря, мне не верилось, что это происходило. Все эти действия сопровождались четким руководством отдельных людей, командовавших какими-то странными названиями, меняющими форму строя солдат. Я был для них не больше чем пляшущей вокруг мартышкой, и хоть мои достижения в человеческом сравнении казались большими, их неприступность начинала раздражать.
Что бы я ни делал, они выстраивали новые ловушки, грозящие поймать меня, пусть и лишаясь при этом некоторых преимуществ. В этот момент отчаянного поиска решений я заметил, как мои ладони начали краснеть. Это походило на тот случай, когда они вспыхнули пламенем. Да, я должен был постараться вспомнить что-то, чтобы повторить этот эффект полностью, или я мог попробовать утолить свой несуществующий голод. При такой постоянной беготне любая медитация отходила на второй план, осталось надеяться на пламенные ладони и брошенные повозки.
Цепляясь за свою ярость, я искал в своей памяти все то, что можно по-настоящему ненавидеть. Свое новое существование изгоя, или старое положение в обществе, от которого бежали все, издеваясь друг над другом, провоцируя на глупости и издеваясь еще больше, когда это получалось. Приятного от разжигания в себе этого огня было мало, казалось, я теряю контроль над собственными воспоминаниями, которые утонули глубоко за бытовыми проблемами и теперь решили взять свое.
Ох, это чувство заставило меня остановиться и напрячь все свое тело. Я больше не хотел никуда бежать, все должно просто сгореть и питать этот огонь, больше. Мир пред глазами начал плавиться, пока я стоял как вкопанный и не мог пошевелиться. Как будто мурашки начали бегать по моему телу насквозь, от головы до пят. Почва под ногами, которая совсем недавно казалась каменной как бетон, стала мягкой, а на голове зашевелились волосы, заставляя прикоснуться к ощетинившейся лысине.
Шквал стрел вывел меня из ступора, подпитывая с каждым уколом все, что начинало кипеть внутри. Развернувшись в направлении ближайшего камнемета, я медленно побрел к нему, едва не проваливаясь в образовавшееся болото и смакуя все эти взгляды в свою сторону. Преследовавшие уже настигли меня, но боялись подойти ближе и даже не могли дотянуться копьями, прикрывая лицо или отворачиваясь от палящего жара, словно неумелые кочегары.
Одну из машин начали разворачивать в мою сторону. Шаг, второй и еще один. Этим моментом я наслаждался, глядя на тщетные попытки сделать со мной хоть что-нибудь. Один из спешившихся кавалеристов разбежавшись, решил рассечь меня мечом, но уже после замаха споткнулся и покатился кубарем по пройденной мною тропе, вскрикивая от полученных ожогов. Отчаявшиеся бросали в меня снегом, создавая клубы пара.
Постройка вместе с тележкой даже не успела загореться, шипя и шкваркая, сырое дерево плавилось на глазах как пластмасса и только после вспыхивало. За ней должна настать очередь второй, но под крики и возгласы поторапливания на меня свалился булыжник, разбив остатки первого орудия. От начала и до этого момента, пожалуй, впервые, меня так плющило и колбасило. Безрассудство и неосторожность всегда приводили к чему-то плачевному, но на этот раз я не терял сознание. Как бы мне хотелось, чтобы в один момент все выключилось, и к следующему пробуждению только ноющая боль в суставах напоминала о прошедшем. Это позволило бы избежать какофонии чувств, которую мне теперь пришлось перенести.
Как бы быстро я ни восстанавливался, ужасная боль заставила время остановиться и страдать каждое мгновение бесконечно долго. Камень потрескался и рассыпался, а я даже не заметил на себе царапины. Это был не больше чем удар, впечатавший меня в землю. Его хватило, чтобы я погас. Крики или ликование отвлекали от агонии. Этих людей уже не заботило взятие форта, они победили меня в изнуряющей погоне, но не торопились проверять результат. И только один из них, одернувшись, поторопился отойти, когда