Она остановилась у окна, глядя на угрюмый октябрьский пейзаж. Дождь, казалось, висел в воздухе, готовый вот-вот обрушиться на землю. Мара с горечью подумала, что, может, Рэнсом прав. Она ведь понятия не имела, что такое эфир и как им управлять. Эта магия не была похожа на огонь, воду, воздух или землю, у неё не было формы, не было структуры, к которой она могла бы привыкнуть. Даже само слово «эфир» вызывало у неё странное чувство: как что-то безграничное и недоступное, что можно почувствовать, но невозможно до конца понять. А если её сила действительно таит в себе опасность? Что, если она пробудит в себе что-то, что выйдет из-под контроля и навредит ей самой — или тем, кто её окружает?
В какой-то момент её охватило отчаяние. Что, если так и будет всегда? Что, если она так и останется одной, без наставника и без ответов? Что, если она никогда не найдёт способа понять, как работает эфир? Это ощущение беспомощности было ей совершенно чуждо и пугало её. Она привыкла полагаться на свой ум, свою решительность, на упорство, которое помогало ей добиваться всего, чего она хотела. Но сейчас, перед лицом этой неизвестной магии, она чувствовала себя маленькой и бессильной.
Глава 29. Друг
Дамиан, оставив бесплодные попытки отыскать Мару, направлялся в секретный класс, чтобы погрузиться там в изучение книг, которые лучше бы никому не видеть в руках студента восьмого курса.
Мара и раньше не была душой компании, но в последнее время она стала совсем закрытой и нелюдимой — ещё хуже Веспериса. Дамиан не настаивал на выяснении причин — в конце концов, у каждого человека есть право на плохое настроение, и чтобы его никто не трогал. Тем более, что ей явно приходилось нелегко в новом для неё мире, с дополнительными заданиями, ещё и с неизвестной силой, которая свалилась на неё, словно снег на голову. Так что, думал Дамиан, её поведение можно понять. Но отгородиться от всех — едва ли лучшее решение. Возможно, стоит придумать что-нибудь, что бы отвлечь её на выходных. Они могли бы втроём выбраться в город…
Погружённый в мысли, он прошёл в класс, автоматически закрыв за собой дверь, и только тогда заметил, что внутри уже кто-то есть. Мара сидела на полу на пледе и подушках, и выводила в воздухе замысловатые фигуры. Её пальцы делали плавные, изящные движения в воздухе, словно она плела невидимые нити, — жесты, которые он не мог опознать ни как обычную магию воды, ни огня, ни земли.
Вдруг он заметил: плед и подушки, на которых она сидела, были тёмно-синие, с серебристыми волнами — символикой Дома Тритона. Он вздёрнул бровь, пытаясь подавить смешок.
— Ты что, стащила их из общей комнаты тритонов? — спросил он, не скрывая веселья.
Мара, не отрываясь от своих движений, бросила короткий взгляд в его сторону.
— Я стащила их из стирки, — сказала она как ни в чём не бывало. — Подумала, что воровать у своих нехорошо, так что я обокрала тритонов.
Дамиан хмыкнул и, кинув сумку на пол, уселся рядом с ней. Он огляделся и заметил, что доска позади неё была усыпана кусочками мела — такими же, как те, что она создала в их первую встречу тут, когда только-только выяснилось, что Мара — эфирный заклинатель. Кажется, с тех пор она не переставала экспериментировать.
Дамиан, неловко поёрзав, несмело спросил:
— И… как твои успехи? — Вопрос прозвучал осторожно, словно он боялся случайно задеть больное место.
Мара тяжело вздохнула и опустила руки. Секунду она просто молчала, как будто собираясь с мыслями, а потом медленно заговорила, избегая его взгляда.
— Рэнсом сказал, что… что никакой информации о магии эфира просто не существует. Он пытался что-то найти в других источниках, но ничего — никаких записей, никаких других людей, которые бы хоть как-то ею владели. Словно её никогда и не было. И единственный источник, который у меня есть — это мои сны, — голос её дрогнул. — Сны, Дамиан! Я пытаюсь «вызвать» их специально, пытаюсь заставить себя увидеть хоть что-то полезное, но они такие… размытые. Непоследовательные. Они приходят и уходят, и я даже не всегда могу их запомнить.
Она на мгновение притихла, покусывая губу. Дамиан молчал, боясь спугнуть её желание поделиться.
— В этих снах я иногда создаю Башни, — продолжала она тихо, не отрывая взгляда от собственных пальцев. — Словно просто вытаскиваю их из воздуха. И иногда я делаю какие-то совершенно обычные вещи… знаешь, просто… наливаю себе воды, поджигаю огонь…, но всё это кажется таким банальным. Я просыпаюсь, и в этом нет смысла, — она с горькой усмешкой пожала плечами. — Всё размыто, как будто моё подсознание нарочно отказывается показывать мне то, что я хочу увидеть.
Дамиан смотрел на неё и чувствовал её боль бессилие и обиду.
— И что говорит Рэнсом? — спросил он осторожно.
Мара горько усмехнулась, её взгляд стал остекленевшим, устремлённым куда-то вдаль.
— Рэнсом говорит… — она на мгновение замялась, как будто подбирая слова. — Он говорит, что если эта магия не проявляла себя раньше, и если она не способна проявляться без контроля, то, возможно, мне стоит просто… забыть о ней. Жить так, словно её нет.
Она с трудом произнесла эти слова, словно сама мысль о том, чтобы отказаться от своей силы, её подавляла. Дамиан чувствовал, как что-то в нём сжалось. У Мары был дар, которого не было ни у кого другого уже сотню лет. И теперь ей предложили просто… сдаться.
— Ты серьёзно об этом думаешь? — тихо спросил он, глядя на неё с тревогой.
Мара подняла на него глаза, и он заметил, как её губы дрогнули, будто она пыталась удержать слёзы.
— А что мне ещё остаётся, Дамиан? — прошептала она. — Какое-то время я была полна решимости, думала, что смогу разобраться, что всё получится. Но теперь… Я понятия не имею, что делать. Каждый вечер я ложусь спать с надеждой, что смогу хоть что-то понять, а каждое утро просыпаюсь с ещё большей растерянностью.
Дамиан напряжённо молчал, наблюдая за ней. Мара была для него примером стойкости и упорства. Её вид, такой беззащитной, сбитой с толку,