Глаза Дамиана вдруг вспыхнули чем-то непонятным, тревожным.
— Тогда как ты объяснишь всё остальное? — Его голос звучал отрывисто, но он старался не повышать тон.
Мара моргнула, от неожиданности откинувшись назад.
— Всё остальное? — переспросила она. — Ты о чём?
— Я о… — Дамиан нахмурился, стиснув зубы. Он глубоко вдохнул, но вместо того, чтобы ответить, вдруг отвернулся, словно не доверял собственному голосу.
Мара пристально на него смотрела. Что-то в его лице, в напряжении его плеч, в том, как он избегал её взгляда, вызывало у неё смутное беспокойство.
— Дамиан, — она наклонилась чуть ближе, заглядывая в его глаза. — Ты же знаешь, что можешь мне сказать. Что бы это ни было.
Он усмехнулся, но его улыбка была натянутой, какой-то болезненной.
— Вот именно, — пробормотал он, больше себе, чем ей. — Что бы это ни было…
Мара нахмурилась ещё сильнее. Она видела, что он мучается, но не понимала, чем именно. И она злилась на саму себя за то, что не знает, как ему помочь.
— Послушай, — начала она, но Дамиан резко выпрямился и наклонился к ней.
— Ты хочешь, чтобы я тебе сказал? — вдруг выпалил он, глядя ей прямо в глаза. Его голос был громче, чем нужно, и дрожал. — Хорошо. Тогда скажи мне, почему я делал всё это? Почему я ел эти проклятые кальмары и эту мерзкую капусту, если я их ненавижу? Почему я… — он запнулся, но продолжил, стиснув зубы, — … почему я спел для тебя? Почему я позволил тебе внушить мне что-то, даже не зная что именно?
Мара открыла рот, но понятия не имела, что собиралась сказать. Она не ожидала такой вспышки.
— Но я ведь не… — начала она, но он не дал ей договорить.
— Нет, — перебил он, и его тон стал почти умоляющим. — Скажи мне. Ты же умная, Мара. Ты должна понимать.
Мара растерянно замолчала. Она правда пыталась понять, что именно он имеет в виду. Его слова, его тон, его взгляд — всё это было как пазл, который она должна была сложить. Но Мара не понимала.
Не дождавшись ответа, Дамиан рывком поднялся со стула, разочарованно отвернулся, упёр кулаки в бока и шумно выдохнул.
— Ладно, не важно, — выдавил он, не оборачиваясь. — Наверное, это со мной что-то не так… Может, мой мозг слишком поддатливый…
Мара смотрела на Дамиана, и впервые за всё время их дружбы она не могла его понять. Обычно он был открытой книгой — каждый взмах его руки, каждая улыбка или фраза, брошенная с его вездесущей ухмылкой, всегда говорили за него больше, чем он, возможно, хотел бы. Но сейчас… Сейчас это был кто-то другой.
Он стоял перед ней, повернувшись спиной, не желая смотреть на неё, но всё ещё был здесь. Она могла бы закрыть глаза и всё равно «видеть» его состояние — ощущать эту болезненную уязвимость, его обнажённые нервы и вены, которые казались почти осязаемыми безо всякой магии крови.
И что ей с этим делать?
Мара глубоко вздохнула. Иногда ей казалось, что с Весперисом было проще: он бы просто сбежал. Закрылся бы в своей раковине, ушёл бы в свою холодную отчуждённость. Но Дамиан… Он не сбегал. Он оставался здесь. Стоял перед ней совершенно разбитый, и ей казалось, что она должна собрать его обратно.
Но ей нужно было быть осторожной. Любое неверное слово могло ранить его. Но как быть осторожной, когда даже не понимаешь, что происходит?
Он позволил ей управлять своей волей. Он пел для неё. Ел капусту. Делал всё, что она просила. Может, дело в этом? В том, что она видела его в таком беспомощном состоянии, которое он, возможно, никогда ни с кем не разделял?
Мара опустила глаза. Если это так, то что она может сделать, чтобы вернуть ему то, что она отняла? Его волю, его уверенность, его защиту?
Но ведь для этого не нужна эфирная магия, не так ли? Она ведь тоже могла ему довериться. Поделиться чем-то уязвимым, каким-то кусочком себя, который никто не видел. Может, так она сможет хоть немного уравновесить то, что произошло.
— Знаешь, — вдруг сказала она, её голос звучал чуть громче, чем она планировала. — Я ненавижу помидоры.
Дамиан посмотрел на неё через плечо, его брови чуть приподнялись.
— Что? — спросил он, растерянно моргнув.
— Помидоры, — повторила она с серьёзным выражением лица. — Терпеть их не могу. И кальмары мне, кстати, тоже не нравятся. А ещё устрицы. Просто гадость.
Дамиан моргнул ещё раз, и уголки его губ дрогнули, будто он не знал, смеяться ему или нет. Он повернулся боком.
— Устрицы, значит?
— А ещё… — продолжила Мара, теперь уже немного смелее, — я не переношу головные уборы. Никакие. Не спрашивай, почему. Они меня раздражают.
Дамиан хмыкнул, его напряжение стало заметно спадать.
— А ещё… — добавила она, и её голос чуть дрогнул. — Я до смерти боюсь пауков.
Эта фраза, наконец, сломила оставшиеся барьеры. Дамиан рассмеялся и повернулся полностью.
Мара выдохнула с облегчением, когда услышала этот звук. Словно щелчок выключателя — комната, пропитанная напряжением, вдруг наполнилась лёгкостью. Всё-таки, смех Спэрроу был заразительным. Но стоило ей позволить себе тоже расслабиться, как она заметила его хитрую ухмылку и поняла, что он не оставит её признание без последствий.
— Пауков, значит? — протянул он. — Мара Сейр, эфирный заклинатель, боится маленьких пауков. Ты случайно не прячешься под кровать, если видишь одного?
Мара тут же покраснела и скорчила недовольную гримасу.
— Я не прячусь! — парировала она, скрестив руки на груди. — Просто… стараюсь держаться подальше. Ты видел, какие они жуткие? Эти ноги! Эти глаза!
Дамиан шагнул ближе и посмотрел на неё с самым невинным выражением лица.
— А если паук будет, скажем, на потолке? Над тобой? Ты что, будешь стоять и смотреть, как он строит планы по захвату мира?
— Дамиан! — возмущённо воскликнула Мара, пытаясь не рассмеяться. — Ты издеваешься надо мной?
— Ещё бы, — спокойно ответил он, его ухмылка становилась всё шире. — Знаешь, мне даже жалко тех пауков. Бедные существа, не подозревают, что ты их ненавидишь.
— Очень смешно, — бросила она, её голос был наигранно угрюмым, но глаза весело блестели. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда я увижу паука и буду кричать до тех пор, пока ты не избавишься от него.
Дамиан победоносно улыбнулся, скрестив руки на груди и глядя на Мару с лукавым прищуром.
— Значит, ты правда будешь визжать? — протянул он. — Просто хочу это уточнить. Маленький