— Если хотим действовать сообща, то проблемы одного становятся проблемами всех, не обессудь. Пятьдесят восемь тысяч реалов. Это последнее на что я согласен. Мне реально нужны эти бабки.
В его глазах горел огонёк азарта. Кажется, он на крючке. Вот бы посмотреть на его лицо, когда окажется, что товар липовый, а нас в системе уже нет. Он будет не просто в бешенстве… Это можно будет фотографировать и ставить в рамочку моих лучших достижений. Ну ладно, не только моих… Если бы не Ден и его история, мы могли бы до последнего не понять, что везём липу.
— Давай с тридцати тысяч хотя бы начнём. Ты тоже моё положение пойми. Это корыто никому не продать, топливо стоит денег, куда лететь с Бездны одному богу известно, в любые системы, где есть корпораты Федерации мне вход заказан!
— От тридцати тысяч могу начать, если сделаешь меня старшим помощником под расписку. И оформишь корабль напополам. Половина твоя, половина моя.
— Не борзей!
— Сам не борзей, тебе эта посудина за хер собачий досталась, ни твоя, ни моя, так наша!
Его надо было осадить, парень реально лез поперёк батьки. Проверяет иерархию. Если здесь поддамся, будет прожимать и дальше.
— За хер собачий? Это вот так ты разговариваешь с теми, кого уважаешь? Или хочешь за гнилой базар отхватить? На чужое не зарься. Были бы у тебя права на корабль реальные, а не надуманные, уже давно бы обкашляли. А сейчас дичь мне не втирай. Сорок тысяч моё последнее слово.
Он нахмурился, но сказать было нечего. Я всё по фактам разложил.
— Сорок пять.
— Сорок две.
— Сорок четыре.
— Сорок две с половиной!
— Ну ты тяжёлый, брат…
— Соглашайся, пока я добрый, мы оба прекрасно знаем, что это неимоверно высокая цена за твои услуги. — я выпустил дым в сторону, чтобы не попало ему на лицо. — При всём уважении, но будем реалистами, Уголёк.
— Братан, ну накинь по-братски косарь ещё сверху, с тобой, как с евреем, ей богу. За копейку удавишься.
— Ничего себе копейка? Ни тебе, ни мне. Сорок три.
— Лады.
Он протянул руку, и я пожал её не без отвращения. Заключать сделки с такими ублюдками не входит в мои привычки. Но сейчас ситуация напряжённая. Нам нужно оказаться в Гарнизоне Бездна любой ценой. Несмотря на логическую завешённость, Уголёк не намеревался меня отпускать.
— Стой, брат, ну такую сделку и обмыть бы надо. — он достал откуда-то флягу. — Давай, тяпнем за наш союз.
Протягивает мне, беру не без омерзения, но поделать ничего не могу. Он должен верить до последнего в тот спектакль, что я перед ним разыгрываю. Делаю глоток… Хм, не так уж плохо. Да, крепкое пойло, но это кажется очень прилично выдержанный коньяк! Я не сомелье, но идёт прям хорошо. Несмотря на то, что приходится разделить этот процесс с Угольком.
— А? Хороша, да, Антей? — он забрал и тоже выпил. — Слушай, я иногда могу быть заносчивым, но я тебя уважаю. Ты прям мужик, заслуживаешь быть капитаном такого судна.
Его слова летели мимо ушей, я кивал, поддакивал, иногда говорил ему, что он тоже вполне себе нормальный и уважаемый тип. Все эти манипуляции были абсолютно ясны и понятны. Он хочет выжать из ситуации, как можно больше. Скорее всего, перебить деньги, которые ему полагались по контракту. Условия контракта у всех разные. У таких отъявленных бандюганов, как этот, наверняка самые паршивые. Потому что Федерация может себе позволить платить минимум всяким арестантам. А вот наш учёный, скорее всего, был на приличном обеспечении. Потом обязательно, как-нибудь узнаю у него. Или просто пробью по базе… Я же капитан!
Что до Уголька, то мне представляется, будто он должен был получить всего десять тысяч реалов. Когда понял, что погода меняется, умножил это число на пять. А коли мнимый навар у нас был бы больше, то и на все десять. Ещё может статься так, что покупатель в последний момент сделки скажет, что заплатит не сто пятьдесят тысяч, а пятьдесят. И Уголёк, якобы по доброте душевной скажет, что отказывается от части своей доли, хотя на самом деле они с покупателем оба будут в наваре, а мы все получим по пять тысяч. Если вообще что-то получим.
Иными словами, я его читал, как открытую книгу, поэтому крайне важно переиграть его в этом деле. Иначе он переиграет всех нас. Такие люди, как Уголёк, очень опасны. Нельзя расслабляться ни на секунду.
* * *
Когда все полётные манипуляции с приборными панелями были закончены, когда я убедился в том, что автопилот работает корректно, когда я наконец убрал закрылки, которые забыл убрать ещё при отрыве от планетоида, из-за чего мы потратили больше топлива, чем планировалось, когда всё это было сделано, я плюхнулся на диван в закутке комнаты отдыха. Задрав голову наверх, я смотрел в потолок, очень хотелось есть. Взяв комлинк, не в силах сдвинуться с места, я вызвал Овцебыка.
— Овцебык, дружище, будь так добр, принеси обед в комнату отдыха. Умотался за сегодня.
— Есть.
Он приходит и кидает мне объёмную запакованную таблетку с надписью «овсяная каша со сгущёнкой». Я распечатываю, передо мной толстый блин, размером с небольшое блюдце. Откусываю, вкус полностью соответствует тому, что написано на упаковке. Мычу от удовольствия, закрываю глаза.
— Наконец-то.
— Я уже перехватил. Добротный хавчик.
Смотрю на Овцебыка, достаю из-за дивана бутылку бренди, припрятанную мною же некоторое время назад, и открываю. Глаза у десантника загораются.
— Ну капитан, ну хорош!
— Закрой дверь, тяпнем.
Через минут пять такого времяпрепровождения мы знатно сцепились языками. Поначалу Овцебык рассказывал про свои боевые вылазки, потом начали тереть за женщин. Он недвусмысленно сказал, что Герда крайне привлекательна, но если мне она нравится, он не будет мешать.
— Друже, Овцебык, не парься ты так… В конце концов выбирать всё равно ей.
— Не, не, я уж лучше сразу тебе уступлю. У вас есть какая-то связь, оно и видно. И поговорить найдёте о чём. Я-то может и умный, но порой двух слов не свяжу. А вы оба пилоты и всё такое…
— Кстати, расскажи, ты же говорил, что у тебя степень есть…
— Не поверишь, по экономике труда защитил кандидатскую.
— Ты прав, не верю, быдлан ты рыжий и бородатый.
Он на меня посмотрел так, будто я это серьёзно сказал.
— Да не кипишуй, шучу я. — пришлось улыбнуться.
— А я тебя подколол! — после этих слов Овцебык рассмеялся во всю глотку.
Смех его был настолько заразителен,