Я попытал счастья, стреляя по жестяным птицам. Я осмотрел гигантские кости монстров, которые, как мне сказали, родились в очень древнюю эпоху. Увидел зверей с красной чешуей и хищных злопсов. Невероятную гудящую машину, похожую на безумный оживший лес, созданную гильдейцами из Саксонии. Вероятно, я рассеянно бродил несколько часов, тратя все деньги, какие были, позволяя толпе вести меня за собой, носить туда-сюда, наслаждаясь ужасами, чудесами и разочарованиями ярмарки. Затем я увидел Аннализу. Она шла одна, окруженная пустотой, отдельно от орущих юношеских компаний и уставших семей. Она приостановилась возле карусели, и я затаил дыхание в тени позади, предчувствуя, что мое сердце вот-вот перестанет биться. Она была одета в светло-голубую юбку и пышную белую блузку, присобранную на шее и рукавах. Теперь ее тело обрело женские очертания, а светло-русые волосы, завитые, заплетенные и украшенные лентами, ниспадали на плечи. Все в Аннализе было другим и невероятно прекрасным, вплоть до изгиба ресниц, которые опускались и поднимались, когда она наблюдала за детьми, проезжающими мимо на раскрашенных возовиках, но в то же время она не изменилась. Я был бы счастлив стоять там вечно, наблюдая за Аннализой на протяжении одной поездки на карусели за другой. Но если чья-то спина и линия скулы способны передать веселье всезнайки, то ей это удалось. Мимо проносились цветные пятна, испуганные и смеющиеся юные лица, и я в какой-то момент осознал, что Аннализа заметила меня задолго до того, как я увидел ее.
Карусель замедлилась. Аннализа повернулась ко мне, когда очертания детей и лошадок обрели четкость.
– Надо же, какие люди… – Она сделала паузу. – Робби. – Эти зеленые глаза. – Я и не думала, что когда-нибудь увижу тебя в Лондоне.
Столько всего и сразу. «Робби». И «не думала» – как будто время от времени она вспоминала обо мне на протяжении минувших лет.
– Я тоже не думал, что увижу. – Мое сердце все еще бешено колотилось. – Ну, не себя самого… тебя, конечно. – Что бы я ни сказал, получалась какая-то ерунда. – Я здесь недавно. Это всего лишь первое лето.
– Выходит, мы оба чужаки. – Ее губы иронично изогнулись. – На самом деле, я почти удивлена. Я имею в виду тем, что ты меня узнал.
– Ну, ты не так уж сильно изменилась, Аннализа.
Ее зеленые глаза слегка потемнели.
Разумеется, с моей стороны было глупостью заявить, что она не изменилась – ведь она явно изменилась как в целом, так и в деталях, не считая той существенно важной части, которая никогда не изменится.
– Итак, чем ты сейчас занимаешься?
Я пожал плечами. День за днем, час за часом, миг за мигом я наслаждался своей жизнью, но присутствие Аннализы каким-то образом заставило мои успехи скукожиться и поблекнуть. «Я живу в Истерли. Работаю в доках, подделываю гильдейские штампы на ящиках с чаем. Иногда ворую. Мать моего лучшего друга содержит дом грёз. Он называет всех гражданами и встречается с девушкой, у которой руки потрескались от кипячения подгузников». И взгляни на мои собственные руки, Аннализа. В струпьях, в пятнах чернил и никотина. От меня пахло – я это понял, осознал в тот самый миг – созревшим юношеским телом и жизнью на открытом воздухе; запах не то чтобы совсем неприятный, но в нем безошибочно узнавались вонь угольного дыма и свойственный Истерли селедочный дух.
Аннализа внимательно меня разглядывала, слушая мои косноязычные объяснения. Ее изысканный наряд, тонкий и красивый аромат, такой сладкий и умиротворяющий, драгоценные камни в мочках ушей, сияющая кожа без изъянов, весь этот облик уверенной гильдейки высокого ранга; она была ветром, которым меня обдало, пока на заднем плане вновь завертелась карусель с возовиками.
– Выходит, твоя мама умерла? Мне так жаль, Робби… – Ее зеленые