Аркадий Недель: Да, и спорила именно как женщина, языком женской чувственности. Это было революцией. «Философия в будуаре» того же да Сада – это же чистый роман воспитания. Если отслеживать истоки современной порнографии, то она не о сексе как таковом, а о возможности говорить и испытывать ощущения, очень долгое время находившиеся под запретом.
Елена Фанайлова: Классические определения говорят, что есть порнография как литература, у нее есть свои черты, и есть порно как изображение. То и другое для человека, который знает историю искусства, связано с тиражной графикой. Это прежде всего конец XIX века, всплеск тиражной графики, газетопечатания, инструменты индустриального общества. Вероятно, это еще и особенности формирования жизни в больших городах, которые предполагают новое эротическое поведение, по версии Бодлера. Порнография может быть сравнима и с политической карикатурой, и с любыми другими видами тиражности, потому что она подразумевает картинку, гравюру, фотокарточку. Я уже не говорю о развитии кинематографа. Сначала это были робкие попытки, которые можно назвать мягкой эротикой, если говорить про эпоху Люмьеров.
Аркадий Недель: Я не считаю, что текст может быть порнографическим, потому что его читаю я, читает кто-то еще, миллионы читателей, и каждый воспринимает это по-разному. Текст ничего не показывает, текст заставляет вас воображать. С изображениями сложнее: да, можно сказать, что существуют порнографические изображения, но где начинается порнография? Во Франции было огромное число литографий, графики, где, например, изображался оральный секс. Являются ли эти изображения порнографией? Я не уверен.
Елена Фанайлова: Существует большая изобразительная традиция эротического. То, что мы назвали бы современной порнографией, есть и во французской живописи эпохи романтизма. В начале ХХ века нет ни одной крупной фигуры, которая не оставила бы эротические почеркушки, графику.
Аркадий Недель: Если XVIII век был веком рационального, научного, сухого мышления, то XIX век, конечно, в этом смысле сильно отличается от него. Психотип XIX века поворачивается к чувственности.
Елена Фанайлова: И это при огромном числе табу в социальной жизни.
Аркадий Недель: Порнография – это контркультура в XIX веке. Если официальная культура – это романы про невинность или про семейную трагедию, то порнография контркультурна еще и потому, потому что она антитрагедийна. Интересны итальянские порнографические фильмы 70-х годов, вполне талантливые режиссеры этим занимались. В то же самое время, кстати, наступает расцвет итальянского детектива эпохи джалло. Во многих этих фильмах была попытка сделать из порнографии драматургию, получался комический эффект. Это очень интересно, и я думал, почему. С одной стороны, четко прописывается драматургический конфликт, а с другой стороны, порнографические действия, а на выходе – комический эффект.
Елена Фанайлова: Наверное, трагедия или драма развиваются не в постели?
Аркадий Недель: Они могут развиваться и в постели.
Елена Фанайлова: Но тогда не будет классики порнографии. Мы же знаем, что классическая мужская “белая” порнография начинается возбуждением и заканчивается оргазмом мужчины. Против этого феминистки и протестовали. С этим работает феминистское порнографическое кино, серьезный бизнес с новыми номинациями, фильмами, кинофестивалями. Мы должны показать, как женское тело чувствует себя, говорят женщины, феминистки, порнорежиссеры и порноактрисы.
Аркадий Недель: В итальянских фильмах золотой эпохи порнографического кино женщины вполне себе испытывают оргазм наравне с мужчинами, и он эпический, растянут на десять минут, это показывают очень долго.
Цитата:
«Порнография является важнейшей проблемой, потому что порнография говорит, что женщины хотят, чтобы им причиняли боль, принуждали и насиловали их; порнография говорит, что женщины хотят быть изнасилованными, избитыми, похищенными, искалеченными; порнография говорит, что женщины хотят, чтобы их унижали, позорили, оскорбляли; порнография говорит, что женщины говорят “нет”, но имеют в виду “да” – “да” насилию, “да” боли.
Порнография говорит, что женщина – это вещь; порнография говорит, что использование женщины как вещи позволяет реализовать ее эротические потребности; порнография говорит, что женщины – это вещи, предназначенные для использования мужчинами.
В порнографии женщин используют как неодушевленные предметы; в порнографии против женщин используют силу; в порнографии используют женщин».
Андреа Дворкин, из статьи “Почему вопрос порнографии важен для феминисток ”.
Елена Фанайлова: Это не единственная претензия феминистского мира, феминистской критики к порнопродукции. Вернемся к «Глубокой глотке». Линда Лавлейс – женщина, ставшая с момента выхода этого фильма на какое-то время образом нового свободного секса. Сюжет почти забавный – женщина-домохозяйка открывает невероятные возможности своей глубокой глотки. Развитие карьеры порноактрисы происходит под давлением мужа, который заставляет ее оставаться в этом бизнесе, что и является предметом дискуссии в обществе. Не то, что она порноактриса, а то, что за ней стоит мужчина, который совершенно патриархальным образом загоняет ее в эти рамки. Это стало началом дискуссии с участием известной американской радикальной феминистки, интеллектуалки Андреа Дворкин. Она лицо радикального феминистского крыла, которое так и называется – антипорнографический феминизм. Она упрекала общество в том, что порноиндустрия в нынешнем ее виде, на конец 70-х, не служит свободе людей, а наоборот, воспроизводит ситуацию патриархального контроля, гендерного насилия, когда женщина воспринимается как объект. Тело женщины при помощи монтажа расчленяется. Момент насилия для критиков этого направления – самый главный, они стараются показать, как просмотр порнофильмов входит в обиход людей, которые замешаны в сексуальном насилии, являются сексуальными преступниками. У этой критики есть и иррациональная сторона.
Аркадий Недель: Эта актриса потом ездила чуть ли не по всем штатам Америки, выступала с лекциями и рассказывала, как достичь такой глубокой глотки, и сотни тысяч домохозяек писали ей письма, приходили на ее лекции учиться, она стала гуру, коучем. Очевидно, что был мощный социальный запрос на подобного человека. Это эпоха еще не задушенной свободы.
Елена Фанайлова: 70-е – это время нового консерватизма.
Аркадий Недель: Да, наступления на свободы после 60-х, и тому подобное. «Глубокая глотка» – это, скажем так, последний культурный феномен, который был мощным свободным высказыванием и относится еще к другой эпохе – эпохе 60-х. Другой важный момент, касательно Линды Лавлейс и ее персонажа: это ее собственное открытие своей чувственности. Ее никто не заставлял, это потом было общество, муж и так далее. Это женщина, которая пошла по пути самоэмансипации, с ней произошла мощная психологическая трансформация, из домохозяйки она стала мастером. Если по Гегелю, она из “раба”