При экономическом росте в нулевых доминирующим в экономике Белоруссии оставался промышленный сектор. Во многом, надо полагать, такой выбор был продиктован политическими причинами – развитие промышленности под контролем государства укрепляет власть правителя. Понимал белорусский президент и то, что сопротивление Сцилле невозможно без развитого промышленного комплекса, который даст стране относительную автономию (автаркию). Но то, что произошло в 2014–2016 годах – рост убыточных предприятий, которые выросли за это время на 24,8 %, и очевидной зависимости благосостояния Беларуси от России – заставило А. Лукашенко дать отмашку «правой» (по Чэнь Юню) тенденции в экономике и запустить переориентацию на частный сектор – в 2017 году был объявлен курс на развитие среднего и малого бизнеса, доля которого в экономике страны должна достичь 40 % к 2021 году.
Таким образом, Александр Лукашенко, «белорусский Перон», увидел всю сложность своего положения. Его движение по «третьему пути» оказалось заблокированным, с одной стороны, Россией, попавшей под санкции и вынужденно приостановившей экономический рост Беларуси, что, разумеется, повлекло за собой недовольство населения. С другой стороны, внесение страны в список «изгоев» сильно затруднило сотрудничество с Западом по правилам игры последнего, поскольку другие варианты не рассматриваются в принципе. Если описать эту ситуацию в более жестких терминах, то Лукашенко оказался перед выбором: либо разменять свою политическую власть на возможное продолжение экономического роста через западные инвестиции (то есть в перспективе выйти из списка «стран-изгоев», при этом сильно повысив шансы попадания страны в финансовую кабалу от МВФ, как это происходило со многими развивающимися странами), либо попытаться сохранить прежний объем власти, пойдя на риск экономического спада и попыток его свержения с поста президента.
В отличие от событий марта 2006 года, так называемой «джинсовой» революции, когда на улицу вышли десятки тысяч человек в знак протеста против результатов выборов и когда активисты движения «Зубр» расклеивали листовки с призывами к свержению Лукашенко (тогда главными лидерами оппозиции были физик Александр Милинкевич, проходивший стажировку по вопросам государственного управления в Европе, и Александр Козулин [21], один из создателей движения «Воля Народа», специалист по организации системы образования), сегодняшние протесты носят более спонтанный характер и поэтому вызывают значительно более жесткую реакцию власти. В 2006 году оппозицией на улице так или иначе руководили политически подготовленные кадры (Милинкевич и Козулин), сегодня же оппозиционное движение носит более «народный» характер, когда героями становятся такие люди, как Светлана Тихановская, ничего не понимающая в политике (судя по ее интервью) и не стремящаяся к лидерству. Программа Тихановской, как она не раз об этом заявляла, заключается в победе на выборах ради проведения дополнительных выборов – она видит себя президентом для передачи президентских полномочий кому-то. На первый взгляд в этом нет ничего страшного – в истории многих стран, например, той же Франции, были транзитные президенты (Жюль Дю-фор в период Третьей Республики). Однако, с другой стороны, приход к власти, пусть на время, домохозяйки могло позволить нежелательным политическим силам, военным, спецслужбам и т. п. перехватить инициативу и взять процесс перемен под свой контроль. А дальше установить тот режим, который мог бы устроить очень ограниченный круг людей, которые находились у власти при Лукашенко, оставаясь в тени. Осуществить транзит власти через домохозяйку, особенно после долгого правления одного человека и близких ему людей – рискованное предприятие, поскольку образовавшийся вакуум власти будет тут же заполнен наиболее приближенными к этой власти индивидами.
В этом плане Мария Колесникова, которая, в отличие от Тихановской, осталась в Беларуси и выступила с обращением к силовикам, пригласив их перейти на сторону оппозиции в обмен на сохранение чести мундира, приобретение всяких социальных льгот и просто ради их исторической миссии, кажется более подходящим кандидатом в президенты для переходного периода.
Надо отдать Александру Лукашенко должное: он понимает свою главную идеологическую уязвимость, которой не было у Перона в Аргентине, – белорусский президент не в состоянии объединить народ – у него нет национальной идеи, которую он мог бы предложить в качестве объединяющей силы, вдобавок зная о том, что его «третий путь» заблокирован по указанным выше причинам. Когда в 1947 году в своей книге Перон писал: «Формула нашего правления определяется следующим образом: а) Внутри: абсолютное уважение к природе наших традиций (la esencia de nuestra tradicion) и наших институтов; прогрессивное возвышение культуры во всех ее аспектах и экономическое улучшение всех жителей; б) Внешне: непоколебимое, твердое и бескомпромиссное поддержание нашего суверенитета и полное соблюдение наших международных обязательств», то у него были для этого основания. Он не был голословен, поскольку озвученная доктрина отвечала как внутренней ситуации в стране, так и политическому раскладу в мире на тот момент. Вне сомнений, Лукашенко подписался бы под каждым словом из приведенной цитаты (что он неоднократно и делал в своих выступлениях последнего времени), но у него сегодня нет (или почти нет) возможностей для реализации такой программы. Как это ни грустно осознавать, и сам Лукашенко этого не может не понимать, сегодняшняя Беларусь – это terrae liberum, которая еще не вошла в международное политическое поле в качестве полноправного субъекта или даже кандидата в такие субъекты. С Лукашенко или без него, ей не дадут это сделать в обозримом будущем.
Именно такая уязвимость позиции объясняет нетривиальный жест Лукашенко, когда во время одного из выступлений он указал на возможность его убийства прежде, чем будут пересмотрены результаты президентских выборов – сакральная жертва, на которую должен решиться народ, рискуя при этом потерять свою политическую (субъективную) легитимность, либо, наоборот, усилив ее статус. Сакральная жертва царя всегда влечет за собой радикальное изменение этического и политического статуса народа. Что тоже интересно: многие сейчас вменяют Лукашенко в вину его несерьезное отношение к коронавирусу (в том же самом демократы упрекают Трампа); царь плохо спасал народ, следовательно – он не защита, а угроза, и его словам о заботе о народе и стране стали верить гораздо меньше. Кажется, президент Беларуси не ссылался на аналогичный опыт Швеции, которая не стала закрывать население на карантин.
Учитывая сложившуюся ситуацию, ход Лукашенко был вполне разумным, но не доведенным до конца. Для идеологической победы над оппозицией ему бы следовало выйти к народу без всякой охраны, обнять пострадавших от