Но Тяньлан-цзюнь лишь усмехнулся в ответ.
Этот тихий смешок эхом раскатился по пещере и отправился гулять по всему горному хребту. Словно и впрямь находя в сложившемся положении что-то крайне забавное, Тяньлан-цзюнь склонил голову набок:
– Глава пика Шэнь, да вы только посмотрите на меня – я даже поддерживать человеческую форму Чжучжи-лана не в состоянии.
Шэнь Цинцю ещё не до конца осознал значение его слов, лишь сердце болезненно ёкнуло в груди.
– Я так долго бился со всеми вами, – спокойно пояснил Тяньлан-цзюнь, – что немного переборщил с нагрузкой на это тело. Подумайте об этом хорошенько и ответьте: кто всё это время вливал демоническую энергию в Синьмо?
Хоть он произнёс эту фразу спокойным размеренным голосом, с каждым его словом Шэнь Цинцю будто бы проваливался в полынью.
– Вам следует велеть отступиться кое-кому другому.
Тело Тяньлан-цзюня и впрямь чудом не разваливалось, Чжучжи-лан по-прежнему висел, пригвождённый к стене, великий мастер Учэнь поддерживал Увана, с разбитой головы которого ручьём лилась кровь, Мобэй-цзюнь вцепился в Шан Цинхуа, а Юэ Цинъюань застыл бок о бок с Шэнь Цинцю.
Лишь Ло Бинхэ стоял прямо против Синьмо, опустив голову, и невозмутимо оправлял рукава.
– Ло Бинхэ, подойди, – строго окликнул его Шэнь Цинцю.
Ло Бинхэ качнул головой – всего один раз, но в этом движении сквозила непреклонность.
– Опять ты меня провёл, – горестно признал Шэнь Цинцю.
Замерев на мгновение, Ло Бинхэ задал встречный вопрос:
– Учитель, я обещал, что помогу вам одолеть Тяньлан-цзюня, – могу убить его хоть сейчас, если вы того пожелаете, отчего же вы считаете, будто я вас провёл?
– Использовать врага ради собственных целей [164] – воистину умно, – вновь усмехнулся Тяньлан-цзюнь. – Вот только от меня пользы на поверку оказалось немного, так что в итоге ему пришлось делать всё своими руками [165].
При словах «использовать врага ради собственных целей» сердце Шэнь Цинцю налилось тяжестью.
Неужели Ло Бинхэ специально вручил Синьмо Тяньлан-цзюню? Ведь после обретения демонического меча тело из «гриба бессмертия» принялось разлагаться с утроенной силой, так что, даже обладая самым могущественным оружием этого мира, он больше не представлял собой угрозы для Ло Бинхэ.
У Шэнь Цинцю в голове творился сущий кавардак, и потому, перестав следить за выражением лица, он позволил мыслям и чувствам отразиться на нём.
– О чём думает учитель? – спросил задетый этим Ло Бинхэ. – Хоть он и похитил у меня Синьмо, меч всё равно продолжал признавать хозяином меня, только и всего. Вы ведь говорили, что «лучше верить, чем не верить», отчего же теперь отступаетесь от своих слов?
– Я слишком часто доверялся тебе прежде, – медленно произнёс Шэнь Цинцю. – Вплоть до настоящего момента я всегда верил тебе.
– Это правда? – переспросил Ло Бинхэ, но тотчас кривовато улыбнулся: – А вот я больше не смею верить учителю.
Что-то в этой улыбке не давало Шэнь Цинцю покоя – понимая, что здесь явно что-то не так, он намеренно смягчил выражение лица:
– Что опять на тебя нашло?
Уловив в его голосе подлинное тепло, Ло Бинхэ внезапно прекратил улыбаться – теперь его лицо исказило неподдельное страдание.
– Учитель, я ведь говорил это прежде. Я вижу, что с ними вам гораздо лучше, чем со мной.
Поначалу Шэнь Цинцю никак не мог взять в толк, каких это «их» имеет в виду его ученик. Ло Бинхэ принялся мерить пещеру шагами, расхаживая взад-вперёд рядом с Синьмо.
– Всякий раз, когда я молил учителя уйти со мной, он не соглашался, – горько усмехнулся он, словно бы потешаясь над самим собой. – А если и соглашался, то лишь под принуждением – а значит, против воли. Но когда они просят вас остаться, то вы соглашаетесь без малейших колебаний. – Бросив потерянный взгляд на Шэнь Цинцю, он продолжил: – Учитель, вы так редко улыбаетесь – а ведь я так люблю вашу улыбку. И всякий раз на моей памяти, когда вы вот так радостно улыбались, вы были с ними. Мне… – он перешёл на шёпот, – очень, очень больно.
Тут-то до Шэнь Цинцю наконец дошло, что под «ними» его ученик имел в виду весь хребет Цанцюн!
В тот день, в Бамбуковой хижине, когда Лю Цингэ внезапно распахнул окно, желая обнаружить там Ло Бинхэ, тот и впрямь был там – глава пика Байчжань безошибочно уловил исходящие от него эманации бессильного гнева.
На самом деле он не ушёл, а задержался под окнами и слушал жизнерадостную болтовню и смех, доносящиеся из Бамбуковой хижины, равно как и «угу» Шэнь Цинцю в ответ на просьбы сотоварищей остаться, – всё это запало ему в сердце, не давая покоя.
– Так ты поэтому злишься? – спросил Шэнь Цинцю.
– Злюсь? – взвился Ло Бинхэ. – Я ненавижу! Ненавижу себя! – Он зашагал ещё быстрее, сцепив руки за спиной. – Ненавижу себя за бесполезность. За то, что никто не желает остаться со мной. За то, что никто никогда… не захочет выбрать меня.
Прочие присутствующие в пещере хранили благоразумное молчание: убедившись, что именно Ло Бинхэ вливает энергию в Синьмо, они меньше всего желали довести его до крайности. Лишь Чжучжи-лан решился заговорить:
– И что же, таким образом ты хочешь принудить мастера Шэня выбрать сторону?
Ло Бинхэ внезапно остановился, покачав головой.
– Выбрать сторону? Нет. Вовсе нет. Я знаю, что если заставлю учителя выбирать, то он, безусловно, выберет не меня. Я сделаю так, чтобы у него не осталось выбора.
К безжизненному лицу Ло Бинхэ прилила кровь, и он продолжил в лихорадочном воодушевлении:
– На сей раз я действительно усвоил урок. Если хребет Цанцюн прекратит своё существование, всё наладится, правда? Ведь что тогда останется учителю? Только я.
Не в силах выносить эти бредовые речи, великий мастер Учэнь, который уже какое-то время, соединив руки в молитвенном жесте, безостановочно взывал к Будде, вновь заговорил:
– Милостивый господин Ло, в вас говорит безумие.
Ло Бинхэ в ответ лишь разразился безудержным хохотом.
– Лишив главу пика Шэня возможности выбирать, вы, безусловно, лишаете его и возможности вас покинуть; но неужели вас не беспокоит, как после этого он станет относиться к вам? – продолжал увещевать его монах.
– Учитель, – вложив в