В этом мире Дмитрий Богров попал в премьер-министра тремя пулями. И все три попадания были в брюшину, а не в грудь, как в моём. Петра Аркадьевича вполне успешно прооперировали, и он потихоньку шёл на поправку, пока в конце октября не потребовал доставить себя в Санкт-Петербург. В дороге он простыл и через два дня после прибытия в столицу империи впал в забытье. А десятого ноября газеты вышли с извещением о его смерти.
На его место пророчили сразу двоих: министра финансов Владимира Николаевича Коковцева и министра статс-секретаря по делам княжества Финляндского Сергея Юльевича Витте. Кого предпочтёт Николай II было совершенно непонятно. Пока что должность председателя исполнял государственный секретарь совета министров Александр Макаров.
- Да-да, точно-точно. Хм. Как я сразу всё это сам не сообразил? Но всё равно надо будет поторопиться. А то кто знает этих чиновников из Петербургской академии наук. Вдруг им что-то в голову взбредёт.
- В императорском университете преподаёт финансы, статистику и экономику профессор Вальтер Лотц. Берите его в члены организационного комитета. Он является действующим членом Петербургской академии. Вот и будет вам прикрытие от столицы.
- А он вообще согласится? И откуда ты вообще про него знаешь?
- Смотря какое вознаграждение ему предложите. А знаю я его из-за Микки. Он у него лекции слушает. Хотя, после дела Кассо, я не думаю, что кто-то из академиков и профессоров будет проявлять самостоятельность.
В начале этого года министр народного просвещения Российской империи Лев Аристидович Кассо издал циркуляр, запрещавший проведение любых собраний студентов в стенах Московского университета. А на преподавательский состав, согласно этому циркуляру, были наложены дополнительные обязанности по выявлению либерально настроенных студентов.
Профессуру это взбесило, и в течение года из университета уволились почти все профессора и преподаватели. Их неожиданно поддержал ряд преподавателей Санкт-Петербургского университета. Замену им нашли довольно быстро в провинциальных учебных заведениях. А парочку из этих бунтарей-профессоров пришлось приютить и мне, по рекомендации Кондакова и Графтио. В наши ряды именитых специалистов влились Яков Модестович Гаккель и Александр Васильевич Цингер.
- Спасибо за подсказку, - поблагодарил меня глава аграрной партии и спросил — Ну, скоро кофе сварится?
- Да уже готов. Давайте выпьем по чашечке и поедем будить и поздравлять наших медиков, - предложил я и, сняв закипевшую турку со спиртовки, принялся разливать ароматно пахнущий напиток. - Вы к фон Вальбергу, а я к Ярвинену.
…..
Рождество 1911 года вышло сугубо семейным. Как-то совсем неожиданно в родительском доме собрались все члены нашей семьи. Во главе длинного стола, установленного в гостиной, восседал довольный дед Кауко. По правую сторону от него сидели мать и отец. А за ними расположились мой старший братец Кауко со своей супругой Катариной.
После прошедшего лета, когда брат забил болт на мою просьбу и мне пришлось самолично решать вопросы, связанные с организацией движения пригородных поездов, мы с дедом решили, что надо его спускать на землю. Уж слишком он зазнался, депутатствуя в Гельсингфорсе.
Напрягли все свои связи и смогли добиться для него должности главного фабричного инспектора Улеаборгской губернии. Кауко немного поупрямился и покапризничал, но мы с дедом, подключив жену брата, смогли его переубедить. И он, в конце сентября перебрался в свой пустующий Улеаборгский дом. Больше всех в его семье переезду радовались мои племянники Матти и Ян. Старший, Матти, уже вовсю занимался в авиационном пионерском кружке при аэродроме, а младший, Ян, неожиданно проявил интерес к работе на радио.
Слева от деда пристроились Эса с супругой и Ахти. Из всех братьев Эса был единственным, кто продолжил простую крестьянскую жизнь. Ну, насколько это было возможно. Потому что вся наша семья, неожиданно забросив прежний уклад жизни, понеслась в разные стороны. Кто к власти, кто к богатству, а кто, как я, к знаниям. На Эсе теперь полностью висели все бывшие бизнесы нашей семьи. Рыбоводство, картофелеводство и лесоводство. И тут уж ему приходилось крутиться с утра и до позднего вечера. Естественно, что все эти дела он тащил не в одиночку, ему очень помогала его семья и наёмные работники.
Братец же Ахти, как и прежде, занимал пост секретаря Улеаборгского епископа. Но к этой должности добавились и новые. В мае месяце совет епископов назначил Ахти суперинтендантом приходов Лаппмаркен и Кеми, а Улеаборгский диоцез поставил его пробстом новой церкви «Вифлемских младенцев» в Порт-Романове. Так что в родном доме он появлялся очень редко.
При наших нечастых встречах он даже признался мне, что думает о том, чтобы выучиться на пилота. А то добираться до некоторых приходов очень долго и трудно. Он даже робко поинтересовался у меня, не смогу ли я пожертвовать матери нашей лютеранской церкви один самолёт. На что я заверил его, что всегда и с радостью. Но дальше мечтаний и разговоров дело у него так пока и не продвинулось.
В противоположном конце стола восседал я. А по бокам от меня расположились семьи моих сестричек. Им самим было особо некогда рассиживаться, так как они прислуживали за столом, меняя блюда и убирая грязную посуду. Но время от времени, когда дедуля поднимал очередной тост, Анья и Тюуне возвращались на свои места и прерывали мой разговор с их супругами.
Пентти, муженёк Аньи, так и продолжал работать главным инженером на нашей гидроэлектростанции. Супруг же сестрицы Тюуне, Микка, как-то совсем неожиданно выбился в помощники Кевина Райта, директора кирпичного завода. За последние годы, англичанин прилично сдал, стал много болеть и, по договоренности с дедом Кауко, готовил потихоньку Микку Рантанена на своё место.
Разговор же у нас шёл вокруг глиняного карьера, сырьё в котором и не думало кончаться. Хотя, по прогнозам геологов, должно было иссякнуть на глубине восьми метров. Главной проблемой было отведение грунтовых вод, которые изначально отводились паровыми помпами, а после возведения электростанции — электрическими насосами. Но с каждым годом их количество и мощность приходилось увеличивать, что приводило и к удорожанию конечного продукта — кирпича.
Пентти предлагал вполне реальное решение — построить однотурбинную электростанцию, перегородив плотиной ближайший овраг. И откачивать туда воду. Что позволит уменьшить расходы