Ладно, подумать о них можно потом. Уже очевидно, что Юбер – слабое звено, которое нужно использовать по полной.
– Я пришел сказать, чтобы вы прекратили свои игры! – гордо заявил Юбер, глядя куда-то мимо камеры.
– Внушительно, и я трепещу, просто в чате это не так заметно, – кивнул Гарик. – Только знаешь, что? Если бы ты не имел к взрыву никакого отношения, ты бы заблокировал меня и все. А ты построил шкаф с начинкой из трупа! Ну и кто тебе этот пирожок заказал?
– Какого еще трупа?! – взвизгнул дизайнер. – Кто вас нанял? Кто из моих конкурентов?
– Нам обоим важнее, кто нанял тебя.
– «Студия Коляды», а кто договаривался с ними – не знаю! Если я такой страшный террорист, почему же я согласился говорить с вами?
– Потому что ты как раз не страшный террорист, – пожал плечами Гарик. – Ты так, аксессуар. А говорить ты согласился, потому что не знаешь, кто я такой. Может, я как раз один из них – проверяю, держишь ли ты рот закрытым? Ты ведь и сам понимаешь, что тебя оставили в живых в качестве большого одолжения.
– Хватит мне угрожать!
– Я не угрожаю, я предупреждаю. Нет, я не один из них. И я не агент, ничего в этом роде.
– Ну и все!
– Круто было бы, да? Но нет. Не знаю, почему тебя не прокомпостировали сразу, однако за тобой наверняка следят. О том, что мы говорили, узнают, но не узнают, что именно ты разболтал, и уберут тебя просто на всякий случай.
– Нет!
– Да, – настаивал профайлер. – Ну да, я тебя подставил. Мне не стыдно, ты убийству людей способствовал.
– Я не знал! – не выдержал Юбер, но тут же спохватился: – В смысле, не знаю, о чем вы говорите!
– Давай, убеждай себя в этом, меня-то не надо. Но у меня нет цели второй и последний раз сделать тебя героем новостей. Тебя попытаются убить твои наниматели, не я. И единственный способ этого избежать – рассказать мне все, что ты о них знаешь. Или, если не хочешь мне, расскажи полиции. Но хоть кому-нибудь расскажи, дундук ты трусливый, чтобы твое убийство перестало решать проблему!
Он должен был понять, что это и правда единственный путь. Даже если он не доверяет Гарику – сам пусть выберет, с кем поговорить! Но единственный хранитель тайны не выживает никогда, он становится для этой тайны могилой. Юбер мог бы понять это, если бы разум победил страх…
Но не победил, не в этот раз. Дизайнер проорал что-то нечленораздельное на французском и отключил чат. Секунду спустя Гарик все-таки оказался в черном списке.
Нет, ну каков дурак… В том, что за ним действительно присматривают, Гарик не сомневался. Может, еще не убьют, если сочтут разговор неудачным… А если убьют? Кто виноват по-настоящему? И придут ли они за Гариком, сообразив, что спустя столько недель кто-то начал копать под преступление, казавшееся безупречным?
Это давило. Мир давил. Раньше такого не случалось и в более напряженных ситуациях, но Гарик прекрасно знал, что изменилось и чего ему хочется…
Не настолько, чтобы поддаться, не сейчас так точно. Он оставил себе напоминание: в ближайшее время искать имя Юбера Борселье в некрологах, ну а потом отправился на полицейский склад, осматривать то, что осталось от загадочной буквы «А».
⁂
Он действительно выдал это за самоубийство… Повесил ее на дереве. Скрутил веревку из простыни – из шарфа наверняка побоялся, решил, что ткань не выдержит. Закрепил на толстой ветке, убедился, что петля затянулась, это ведь несложно, с учетом веса женщины на позднем сроке беременности.
Ярость, которую чувствовал Матвей, наблюдая за мерно покачивающимся телом Жанны Кохановой, была холодной, сдержанной, думать она не мешала. Ничего не закончилось, и сейчас нет смысла искать в случившемся детали, которые докажут: это был не суицид, а преднамеренное убийство. Таким придется заниматься, если эксперты со своей задачей не справятся, да и спешки нет – Жанне все равно, давно уже все равно… Если бы у нее был выбор, она бы сама наверняка хотела, чтобы не ее тут оплакивали, а искали ее дочерей.
Рядом с телом матери девочек не было. Впрочем, устраивая эту постановку, Григорий Коханов сделал все, чтобы подчеркнуть: именно мать увела детей, его тут не было, он не знал и вообще травмирован, его нужно жалеть, а не за решетку сажать! На земле неподалеку от тела Жанны валялись игрушки, те самые, которые пропали из дома, одна розовая рукавичка… и больше ничего. Собаки след не брали, но это и понятно, за прошедшие дни не раз прошли дожди. А еще было холодно, очень холодно… Матвей упрямо гнал прочь мысли о том, что такой холод способен сделать с ребенком.
– Скорее всего, она прямо у них на глазах повесилась, – с необъяснимой уверенностью рассуждал один из волонтеров. – Они такого не ожидали, испугались, убежали… Надо идти туда, куда они рванули бы! И на деревья смотрите, они там могут быть!
Хотелось встряхнуть его, объяснить, какой это на самом деле бред, однако Матвей снова сдержался. Волонтеры напуганы, они на взводе, они никогда не поверят, что девочек здесь не было. Сам же Матвей склонялся к тому, что Таиса права: Коханов увел детей в совсем другое место. Может, и вовсе утопил? Лед еще сошел не везде, вода надежно скроет следы…
Образ получался совсем уж мрачным, безнадежным, и Матвей был рад, когда его отвлек звонок мобильного телефона. Таиса… Предсказуемо. Он ожидал, что она хочет узнать, что же стало с Жанной, однако об этом Таиса не спросила, она вообще не позволила собеседнику и слова сказать, заговорила сама, быстро, так, что Матвей еле успевал разобрать слова.
– Ты с полицией сейчас? Я примерно представляю, где именно, я уточнила! Я догадываюсь, где девочки, но проверить нужно срочно, ты сейчас ближе, чем я, хотя я тоже еду. Это нечто вроде времянки, то ли шалаш, то ли яма с навесом, я не поняла, но будь осторожен, там болота!
Матвей не стал спрашивать, уверена ли она, насколько вообще можно доверять любовнице Коханова. Раз направляет его, значит, уверена… а других вариантов все равно нет.
Ориентиры были сомнительные: дорога, которую очень легко пропустить, постепенно сужающаяся так, что машина не проедет. Бурелом, старые высокие деревья – еще голые после зимы, перемежающиеся с разлапистыми елями. В воздухе пахнет сыростью и просыпающейся землей. На дорогах и рядом с ними снега давно уже нет, но здесь остался