Это хорошо и плохо одновременно. Холод может навредить девочкам… может забрать их. Но он же не позволит им утонуть в болоте, они совсем легкие… Коханов наверняка надеялся на обещанное потепление, однако прогноз погоды сменился, вода еще не добралась до времянки, не должна… Только что хуже: вода или холод? И есть ли тут звери, оголодавшие после зимы? Даже если не волки, а одна-единственная одичавшая дворняга… Что тогда осталось от двух маленьких девочек, что он увидит, когда доберется до их укрытия, превращенного в ловушку?
Матвей гнал от себя эти мысли, а они возвращались снова и снова. Он слишком хорошо представлял, что чувствовали дети, которым пришлось много дней провести в лесу. Ночь, полная звериного воя. Холод, от которого пальцы краснеют и нестерпимо болят. Мысли об отце, который наверняка велел им ждать – но так и не пришел… Никто не пришел. Их голоса, улетающие в пустоту, растворяющиеся среди переплетения черных ветвей. Страх. Первое столкновение с предательством.
Он ехал, сколько было возможно, гнал машину быстрее, чем следовало бы в едва оттаявшем лесу. Потом, когда путь преградило упавшее дерево, вышел из автомобиля, побежал вперед – туда, куда вела дорога. Кажется, даже дверцу не закрыл, но какая разница? Матвей спешил, пока надежда еще была. Ему страшно было узнать правду, но не настолько, чтобы жалеть себя, оттягивая этот момент.
– Слава! – крикнул он. – Маша!
Нет ответа. Он и не ожидал, что будет. Даже если дети живы, они слишком ослабли, слишком испуганы, чтобы отозваться. Он просто хотел, чтобы они знали: помощь будет, она уже близко!
И вообще, почему «даже если живы»? Конечно, они живы, иначе и быть не может! Пять дней среди сырого холода и льда… Они должны быть живы. Потому что Жанна умерла, и нерожденный ребенок умер, но кто-то должен был выжить. Матвею было плевать, что в этом нет никакой логики, иногда от здравого смысла один вред. Покачивающееся на ветру тело несчастной женщины – это реальность, а два маленьких тела в лесу – нет, вот и все, что важно.
Под конец дорога, уже обернувшаяся тропинкой, терялась, окончательно растворялась среди присыпанных снегом кочек, которые указывали на близкое болото. Здесь бурелома становилось больше, и Матвей едва не упустил ту самую времянку, о которой говорила Таиса. Если бы не знал, что ищет, и вовсе просмотрел бы, так ведь он знал!
Конструкция оказалась даже более жалкой, чем он надеялся: не домик, даже не землянка, ее бы тут обустроить не получилось. Просто деревянный настил над болотистой почвой, над ним – кое-как сколоченные стены, брезент и накиданные сверху еловые лапы. Дверь есть… дверь заперта снаружи. Коханов, уходя, подпер ее палкой, чтобы девочки точно не выбрались. Еще и бросил рядом что-то ярко-красное… Кажется, платок, наверняка принадлежавший Жанне. Нет, не бросил, нанизал на ветку – якобы ткань случайно зацепилась! Перестраховался, чтобы точно всех убедить, кого винить. Ну а девочкам не полагалось опровергать его слова.
Матвей больше не звал, смысла не видел. От этого становилось только хуже: тишина шептала ему, что он опоздал, а он не должен был, права не имел. Поэтому он отбросил в сторону палку, рванул хлипкую дверь так, что она просто слетела с петель, заглянул внутрь, освещая времянку, изнутри похожую на звериную нору, фонариком.
Он увидел сразу… что-то увидел. Матвей хотел бы поверить, что детей, но разобрать вот так легко не смог. Больше всего это напоминало бесформенную кучу тряпья и еловых лап. Но этого было достаточно, чтобы обеспечить чуть больше тепла тому, кто внутри!
А еще он почти сразу обнаружил отверстие в стене. С дверью девочки не справились, однако им удалось выбить одну из досок – при их размере этого достаточно. Так они получили еловые лапы, воду, пусть даже собранную из грязного снега… Но так и пустили во времянку ледяной ветер. Хищники вроде как не должны были пролезть, и все же это возможно.
Матвей поспешил к бесформенному холмику у дальней стены, откинул в сторону еловые лапы, нащупал среди ткани что-то мягкое, теплое… Живое тепло почувствовал!
Значит, все-таки успел.
Он стянул с себя куртку и только после этого убрал ткань. Он надеялся, что увидит обеих девочек, он верил, что иначе быть не может – и просчитался. На импровизированной постели лежала только младшая, трехлетняя Маша. Живая, однако не просыпающаяся. Рядом с ней Матвей обнаружил обертки от конфет и еще сырую тряпку: похоже, именно так старшая сестра приносила младшей воду. Вопрос в том, где сейчас вторая девочка.
Будить младшую Матвей не стал, подозревал, что не сможет, да и срочности не было: пока все указывало, что жизни девочки ничто не угрожает. Он завернул малышку в свою куртку, а сам направился обратно в лес.
– Слава! – крикнул он. – Я из полиции! Меня зовут Матвей, я помогу тебе!
Она должна была услышать: похоже, она все эти дни заботилась о сестре, она не ушла бы далеко. Так почему же она не отвечает? Не хочет – или не может?
Он больше не звал ее, только прислушивался. Хоть один стон, одна хрустнувшая ветка – и он тут же двинется туда… Но двигаться нужно в любом случае, потому что ничего еще не закончилось, осталось только понять, куда.
Девочка не пошла бы к дороге. Здесь нет ее следов, она не рисковала отправиться в эту сторону, потому что помнила: сюда двинулся ее отец, а ему Слава вряд ли доверяла. Она будет с другой стороны, там, куда пробила себе путь.
Беда в том, что именно с этой стороны и располагались болота, а болота оттаивали. Через ельник, разросшийся за времянкой, Матвей еще мог идти уверенно, но дальше пришлось двигаться очень осторожно, обдумывая каждый шаг. Упадешь – и острые ветви мертвых деревьев пробьют тебя насквозь. Оступишься – и лед треснет под ногами, а подо льдом может скрываться что угодно… Серые иллюзии марта, ничего не понятно, ничему нельзя доверять… Чем глубже болото, тем меньше там защищает холод.
Матвей боялся, что ошибся, изначально выбрал неверное направление, и все равно продолжал путь. Как оказалось, не напрасно: помогло то, что Жанна когда-то выбрала для дочери ярко-оранжевую куртку, которую не могла скрыть никакая грязь. Умная женщина, помнившая, что живет рядом с лесом…
Слава замерла впереди, на территории, которая казалась поляной, но Матвей сразу понял, что это ловушка. Не со стороны девочки – со стороны природы.