Машина оказалась не заперта, Коханов сразу же скользнул на водительское сидение. Полицейские спешили к нему – но они и сами понимали, что не успеют. Никто бы не успел. Подбегая к автомобилю, Коханов не рылся в карманах, ничего не искал, он знал, что ключи внутри. Интересно, куда он собирается ехать? Где надеется скрыться после такого? А может, он в панике не загадывает так далеко, ему нужно спастись здесь и сейчас…
На это у него были все шансы, да не сложилось: машина не завелась. Таиса не видела, что именно делал внутри Коханов, но она не услышала шум мотора, а потом стало слишком поздно – машину окружили сотрудники полиции, вытянули Коханова из салона, уложили лицом на капот. Для него все закончилось… или только началось, но уж точно не то, о чем он мечтал.
Ксения, по-прежнему стоящая рядом с Таисой, тихо и невесело рассмеялась. Когда профайлер перевела на нее взгляд, она вытянула руку вперед, демонстрируя пульт бесключевого доступа – понятное дело, от той самой машины, которая должна была сохранить Коханову свободу.
– Вы спрашивали, где мы с ним встречались, – напомнила Ксения. – В этом автомобиле в том числе.
Коханов мог бы упрямиться и дальше, но не стал. Сообразив, что своим поведением перечеркнул любые попытки изобразить невиновность, он наконец заговорил. Не из-за настоящего раскаяния, просто в попытке сократить себе срок.
Он никогда не задумывался о том, любил ли он Жанну, его такое просто не волновало. Ему было хорошо с ней, когда они начали встречаться, вот и все, что имело значение. Правда, создавать семью Коханов не спешил – ни с ней, ни вообще, он был убежден, что слишком молод для этого, ему пока нужно сосредоточиться на спортивной карьере… он упорно отказывался признавать, что его спортивная карьера почти завершена. В таком возрасте очень сложно поверить в «слишком поздно», но у спорта свои стандарты.
А потом Жанна забеременела. Они никогда толком не обсуждали это, обоим казалось, что все понятно по умолчанию. Они даже не подозревали, что для них это принципиально разное «понятно». Жанне казалось очевидным, что деткам нужно радоваться, если Бог пошлет. Григорий же был убежден, что она позаботилась о предохранении, раз так уверенно спит с ним.
Речь об аборте он никогда не заводил, но думал об этом. Только вот когда он почти решился предложить нечто подобное, Жанна уже рассказала всем знакомым о грядущем пополнении в семье. Григорий Коханов был из тех, для кого предельно важно мнение окружающих, ему хотелось быть хорошим для всех. Поэтому он принял роль главы семьи и отца – это звучало солидно. Он рассудил, что Жанна точно не плоха, нет смысла искать другую жену, и так все сложится.
Жизнь сдвинулась в новую колею и покатилась по ней. Со спортом пришлось завязать, но Григорий преодолел это проще, чем предполагал. В спорте он не был победителем, ему не рукоплескали, им не восхищались, а если так, зачем это нужно? Он сосредоточился на том, чтобы отыскать иной источник успеха.
При этом дочь у него особых эмоций не вызывала. Ну, есть и есть. Есть – и ладно. Он и во время беременности жены не испытывал ничего похожего на радостное предвосхищение, однако Жанна убеждала себя, что это нормально. Он ведь не видел ребенка, только увеличивающийся живот жены, а это совершенно другое. Вот возьмет на руки крошечного розового младенца – и проникнется настоящими отцовскими чувствами!
Только Григорий ничем не проникся, подержал девочку на руках, потому что от него этого ожидали, потом с нескрываемым облегчением вернул матери. Его не умилило и то, что Слава оказалась здоровым, беспроблемным, быстро развивающимся ребенком. Все ее достижения ничего для него не значили, куда больше его волновали финансовые проблемы молодой семьи.
Сложный период удалось преодолеть: он работал, Жанна работала, посвящать себя только ребенку она не собиралась. И едва жизнь наладилась, как жена забеременела еще раз. Нельзя сказать, что это привело Коханова в ярость – от такого он был далек. И все же именно тогда ему впервые показалось, что Жанна сделала это ему назло. Дети ограничивали его свободу, требовали денежных трат, и он искренне не понимал, чему тут радоваться. Впрочем, рождение второго ребенка принесло и капитал, который помог закрыть кредит на дом, так что Григорий чуть успокоился.
Ну а потом он встретил Ксению. У него и раньше были любовницы, но временные, в периоды перед родами жены и в первые месяцы после рождения ребенка. С Ксенией все сложилось иначе, он хотел не только спать с ней, он хотел видеть ее как можно чаще, хотел стать единственным, кто имеет право к ней прикасаться. Сам Коханов гордо объявлял, что это настоящая любовь – первая в его жизни. Таиса же подозревала, что это мания собственника, желающего получить в единоличное пользование понравившуюся вещь. Ирония заключалась в том, что при победе Коханов наверняка быстро растерял бы интерес к трофею, но до победы так и не дошло.
По его словам, он не сразу задумался об убийстве семьи, сначала он считал единственным возможным вариантом развод. Для себя он принял решение, именно тогда Ксения заметила перемены в его настроении. Он понимал, что будет трудно – обязательно ведь грянет скандал, будет суд, алименты… Но он все подсчитал, он продолжил бы работать, да и Ксения – тоже, у его новой семьи все было бы прекрасно.
В этот момент Жанна и «обрадовала» его новостью о третьем ребенке. Это Григорий с самого начала воспринял как удар в спину. Теперь не получится уйти, люди и за двух брошенных детей косились бы на него с неодобрением, а уж за трех – тем более! Как это вообще будет выглядеть? Только заделали третьего ребенка, он еще родиться не успел, а родители уже разводятся! Да и Ксения вряд ли его поймет, скажет, что нужно подождать, пока малыш подрастет, а может, вообще разорвет отношения с многодетным отцом, зачем ей такое счастье?
Раздражение поселилось в его душе, постепенно перерождаясь в ненависть. Искреннюю радость Жанны он воспринимал как издевку. Она с удовольствием готовилась снова стать мамой. Он был уверен, что удовольствие это вызвано новым контролем, который она получила над его жизнью. Прощать такое он не собирался.
Еще во время беременности Жанны он начал распространять среди общих знакомых слухи, что из-за токсикоза она стала нервной, истеричной даже,