Гришку отвезли в рекрутское депо, и больше года не было никаких вестей. А теперь сам явился. Сразу к матушке, не утратившей привлекательности и угощавшей хахаля. Тот сообразил усадить Гришку за стол и подливать больше, чем мать подкладывала закуски. Метнулся к управителю, тот отрядил сельских силачей, и дезертира связали почти без потерь. Когда же Гришка проснулся в подвале, то заявил: «Господа офицеры против царя сговорились, я их подслушал, теперь они меня погубить хотят».
Я вздохнула. Почти начальная биография Ваньки Каина, который в нужный момент крикнул: «Слово и дело государево!» — чтобы избавиться от кары. Сейчас-то времена не то чтоб гуманней, но юридически упорядоченней, и никакой извет от наказания не спасет.
— Где он служит? — рассеянно спросила я, заранее готовясь к разговору со связанным негодяем.
— В Вятском пехотном полку, — ответил управитель.
— В том самом? — расширила глаза Лизонька, подошедшая к нам с мелким вопросом и ставшая свидетельницей разговора.
— Да, в том самом, — вздохнула я, осознав, что все предыдущие события путешествия — цветочки по сравнению с предстоящими.
Глава 17
Москва
Ваше Императорское Высочество! Продолжаю прерванное письмо.
— Дяденька, миленький, — воскликнул я, — не бейте графскую собачку! Тому, кто Блэкки вернет, серебряный рубль обещан.
Да, Ваше Императорское Высочество, хотя сейчас мне немного грустно, я по-прежнему горжусь своей находчивостью. Путешествие через лаз порвало мою шинель, она запачкалась, и в темноте я стал неотличим от дворового мальчишки. К тому же маменька говорила, что в любой опасной ситуации надо стараться удивить супостата. В этом случае удивлением стали странное имя собаки и рубль.
— Какой Беки, какой рубль? — растерянно спросил он.
— Он с барского двора сбежал, я за ним через всю Москву гнался, а он вырывался, — быстро произнес я. — Дяденька, отведите меня домой, заступитесь за меня, дайте гривенник, тогда рубль ваш. Старая барыня очень любит эту собаку, она ради нее Москву перерыть готова.
К счастью, Черныш замолчал, и удивление мужика окончательно сменило злобу (agression).
— Не, малый, не могу тебя отвезти. Тут у нас не на рубль дела. И отпустить не могу. Пожди, пока большой придет, он решит, что с твоим Беком делать и тобой заодно. Придержи собачонку.
Я схватил Черныша за ошейник, сам тотчас же был схвачен за плечо и повлечен по коридору. Сделав несколько шагов, конвоир поставил фонарь, подергал какую-то дверь, но, ничего не добившись, зашагал дальше.
— Посиди на постоялом дворе. Потом решат, отпустить тебя или с Бекой в Москве-реке утопить.
С этими словами он отпер дверь и втолкнул меня в душное помещение, где явно содержались другие узники.
— Господи, — донесся знакомый женский голос, — еще поймали кого-то. Задохнемся же… И собака.
— Не бойтесь, маменька, — ответил знакомый голос Степаши. — Зато теплей будет. Иваныч, дай еще дров, печка остыла.
— Не будет дров до завтра, — рявкнул сторож. — Клянчить будешь — по башке получишь.
— Собака не кусается, — сказал я.
— Госпо… — охнула Лукерья, но Степаша мгновенно закрыл ей рот и что-то энергично зашептал. Потом шагнул ко мне, сказал еле слышно:
— Александр Михайлович, вы это?
Я кивнул, Степаша взял меня за руку, отвел в дальнюю часть помещения.
— Дошло письмо-то, как хорошо, — обрадовался он. — Маменька, пусть Эммочка с Мишей поплачут или ты просто попричитаешь — наш разговор заглушить.
Я застыл в удивлении, но вспомнил, что это имена Лушиных детей. Благодарная кормилица попыталась хоть так сохранить память о доброй барыне и ее супруге.
Лукерья стала охать возле двери, а я кратко рассказал Степаше о том, как мы их искали и к чему привели поиски.
— Что нашли — хорошо, что вы, барич, попались — плохо, а что злодеи не ведают, кто ваш батенька, тоже хорошо, — ответил Степаша. — Одна беда — главный может не поверить в сбежавшую барскую шавку. Эти злодеи — не базарные мошенники. Они фальшивых ассигнаций не на один миллион отпечатали и гербовые бумаги пачками. Главный, когда вернется, может приказать от вас избавиться.
— Мой отец его прежде поймает, — сказал я, чтобы скрыть страх.
— Известить Михаила Федоровича надобно. Мне ходы знаемы, дверь открываю, когда надо, только сбежать боюсь — моего непутевого папеньку отдельно в оковах держат и убить грозят, если побег обнаружат. И маменькой с малыми детьми стращают. Зато я знаю, куда подземный ход выводит, которым главный деньги выносит.
— А если Черныш сбежит? — предложил я. — Мы ему записку напишем, к ошейнику привяжем и попросим найти Михаила Федоровича.
Степаша замер. Пусть я еле-еле мог разглядеть в свете лампады его худую фигурку, он чем-то напомнил мне задумавшегося отца. Конечно же, моего.
— Лучше не придумать, — тихо, даже обреченно сказал он. — Напишу почерком своим, чтоб, если пес попадется, не было сомнений, кто писал.
Достал карандаш, составил записку. Даже нарисовал план выхода из подземелья за пределами Кремля. Попросил меня придержать Черныша, привязал бумажку.
Настала самая трудная минута.
— Черныш, — сказал я, — ты должен бежать к Андрею. Андрей! Ищи Андрея! Ищи!
Пес взглянул на меня непонимающе, лизнул. Я несколько раз повторил имя его поводыря и команду «ищи», тоже маменька научила. Собаки не люди, даже самые понятливые. С ними коротко и ясно надобно. И Черныш понял! Потянул меня к двери. Степаша ее открыл, и в коридоре раздался шорох лап.
— Если б караульный узнал, что я дверь отворять умею, мне не жить, — тихо сказал Степаша.
К счастью, в подземном логове злодеев было столь темно, что бегство пса осталось незамеченным.
Время тянулось ужасно медленно. Я даже не понял, что заснул. Пробудился от криков и выстрелов. Потом донесся голос, такой знакомый, что я чуть не заплакал.
— Голубчики, выходы перекрыты! Атаман ваш пойман! Сдавайтесь, жизни вашей ради!
Донеслись чьи-то всхлипывающие ругательства — невидимый разбойник шел сдаваться. Но благоразумие явили не все.
Донесся топот, и в наше обиталище ворвался злодей. Он был невысок, коренаст, в скудном свете я с трудом разглядел нож в его руке.
Подобно ночным хищникам, он прекрасно видел в темноте и выбирал жертвы. Шагнул ко мне, и не успел я испугаться, как он