Иной барин, узнав о госте, вооружался, поспешал на медвежью охоту. Но выяснял, что медведь его владения уже покинул. Так и шел Топтыгин в сторону Петербурга, оставляя следы больших когтистых лап и упоминания в полицейских сводках.
— Прекрасно! Но почему оборотень? — спросила я.
Супруг объяснил, что в большинстве сводок также фигурирует пожилой странник, замеченный в тех же населенных пунктах, что и медведь. Пешеход так же уверенно движется из губернии в губернию. Потому-то капитан-исправник одного из уездов и предположил, что, едва зверю угрожает опасность, он перекидывается в старца. И даже привел несколько примеров аналогичных событий за последние два века.
Мы повеселили Лизоньку рассказом об оборотне. Она даже занялась вычислениями: через сколько дней таинственный медведь окажется в Санкт-Петербургской губернии. Ну а потом вернулись к повседневным делам.
* * *
Как-то буднично и незаметно я осознала, что нарушила ход истории. Ладно винтовые корабли, они на Неве появятся и без меня. А вот двенадцатый том «Истории государства Российского», не законченный на строчке: «Орешек не сдавался», но доведенный до Земского собора и избрания Михаила на царство, вот это — да, это не то что на обочине тропинки бабочку раздавить, это основательно перелопатить историко-культурный ландшафт.
Я побаивалась, что наша ссылка подействует на Николая Михайловича и он прекратит работу над книгой. Но эффект был противоположным. Карамзин, узнав о моих пророчествах, проникся услышанным и постарался, чтобы к сентябрю текст был готов для корректуры. Типографию мы не вывезли, даже не спрятали. Я наняла дополнительный персонал, в первую очередь наборщиков, отвела для него гостевые комнаты, и работа пошла круглосуточно. Так что двенадцатый том получили к середине октября.
Просто так выпустить его в продажу мне показалось недостаточно. Надо устроить полноценную презентацию. И я даже сообразила где.
За годы, прожитые в позапрошлом столетии, я не столько пришла к выводу, что «всё было не так», сколько откорректировала прежние представления. Например, всегда считала, что самый модный книжный магазин пушкинской эпохи — книжная лавка Смирдина. Оказалось, что Смирдин не так давно вступил в наследство и его время еще не настало. Сейчас самый популярный магазин книготорговца Ивана Слёнина, он, между прочим, выпускал прежние тома Карамзина.
С двенадцатым томом обошлись без его типографии. Зато устроили презентацию в магазине Слёнина, на углу Невского проспекта и Екатерининского канала, между прочим ровно напротив будущего дома Зингера, ставшего Домом книги.
Я хотела, чтобы книга не просто вышла в продажу, но прогремела, чтобы все влиятельные читатели отложили насущные дела, прочли и сделали выводы в ближайшие дни. Поэтому и оркестр, и транспаранты. Да еще и театральное действо, изображавшее главный эпизод двенадцатого тома — заседание Земского собора, решившего избрать на царство Мишу Романова.
Устраивать спектакль в помещении не хотелось, к тому же на это нужно разрешение генерал-губернатора. Тем более не устроишь и на Невском. А если поставить сцену на барже-плоскодонке, на бревенчатом настиле от одного берега канала до другого? Зрители будут смотреть сверху, с Казанского моста и набережной. И кстати, вода станет резонатором.
Сам по себе спектакль продолжался пятнадцать минут, зато повторялся каждый час. Погода была прохладной, но солнечной, поэтому драматическим артистам было достаточно заглянуть в павильон на соседней барже, выпить чаю, съесть пирожок, ну и, конечно, подкрепиться чаркой настойки.
МВД против спектакля на воде, конечно, не возражало. Карманников на Невском после возвращения супруга поубавилось, а уцелевшим намекнули, что на сегодня надо взять выходной. Я ждала распоряжения от Милорадовича прекратить спектакль, но его так и не последовало. Генерал-губернатор явно чувствовал вину перед Мишей за недавнюю историю. Не встречался, но и не мешал.
Под вечер появились уж совсем высокие гости. На мосту останавливались кареты, и зрители поглядывали на действо. Уж точно были великие князья, а может, и вдовствующая императрица.
Возразил лишь один зритель: худой, бледный, по виду — явно поэт. Углядел меня в толпе, подошел, спросил:
— Госпожа Орлова-Шторм, для чего это надо?
— Чтобы общество узнало: правящая династия не завоевала страну, но была избрана по общему согласию, — непринужденно ответила я.
— Не лучше ли было сказать публике, что династия не нужна вообще? — спросил собеседник, и в его взгляде я увидела подобие затаенного фанатизма.
— Большинству публики вы не сможете это объяснить, — сказала я и показала на простонародье, пытавшееся протиснуться поближе и понять суть спектакля.
Мы еще немножко поспорили, например, я убеждала собеседника, что для меня вся публика равна — и образованная, и необразованная.
Потом выяснила, что это и правда поэт — Кондратий Рылеев. Что же, надо постараться, чтобы я смогла спорить с ним и в дальнейшем. С узниками Петропавловской крепости, тем более с повешенными, полемизировать некрасиво.
* * *
В первый же день было распродано две тысячи экземпляров двенадцатого тома. По доходившим до меня слухам, книгу читали, и очень внимательно.
Увы, были и другие, не столь приятные слухи. Активизировался Фотий, недавно вернувшийся из своего монастыря. Если прежде он доносил на меня царю, то теперь начал пропаганду среди широких масс. Обвинял меня в прорицании, в ведовстве, в использовании сатанинских машин и особенно в колдовском лечении. Еще и в кощунстве. Например, в том, что я устроила театральное действо напротив Казанского собора.
Почему же «полуфанатик-полуплут» столь ретиво ополчился на меня? Вероятно, увидел конкуренцию. Его угрожающие пророчества не сбывались — ни огненного дождя, ни труса (землетрясения), ни прочих бедствий. А два моих прогноза из трех уже исполнились. Да еще он имел неосторожность ляпнуть в конце лета, что, пока «паровая колдунья» не вернется в столицу, новых наводнений можно не ждать. Надеялся, бедненький, что меня сплавили всерьез и надолго. Теперь же или меня удалять, или молиться о наводнении.
Самое неприятное — не так давно проповеди Фотия получили почву. Из Воспитательного дома в Новую Славянку привезли пятнадцатилетнюю девчонку, забеременевшую от негодяя-сторожа. Миша, отложив все дела, провел экспресс-расследование, выявил мерзавца и был беспощаден, но основную проблему это не решило. На этой стадии — только рожать. Девчонке сделали кесарево под наркозом. Увы, Пичугин, полагавшийся на Василису в этом вопросе, ошибся, и несчастная из наркоза так и не вышла…
Администрация