Впрочем, вскоре тактика изменилась. Крафты и Браун отправились на запад, где встретили друзей Гарриет Мартино, отца и дочь Эстлинов. Джон Бишоп Эстлин был знаменитым глазным хирургом, а Мэри – его единственной дочерью. Браун считал Эстлина одним из ближайших друзей в Англии. Так же стали думать и Крафты, когда пожилой доктор и его любимая дочь сердечно приняли их в своем доме. И хотя приняли очень тепло, за ними постоянно и пристально наблюдали [686].
* * *
Шестидесятипятилетний доктор и его тридцатилетняя дочь были нездоровы. Доктор страдал ревматизмом, болезнь Мэри нам неизвестна. Тем не менее Эстлин один из первых связался с Крафтами после их прибытия в Англию. Он писал Брауну: «Если Крафты не найдут друзей, готовых им помочь там, где они находятся, присылайте их в Бристоль, и я приму на себя все расходы» [687].
Пожилой доктор не был богат, зато славился своей щедростью. Он бесплатно лечил нуждающихся, дал Брауну денег на его панораму и всячески поддерживал аболиционистское движение. Жена его умерла рано, и с того времени доктор жил с дочерью. Аболиционистами они стали после путешествия по Карибам, где собственными глазами увидели, что такое рабство.
Эстлины встретили гостей так тепло, что Крафты сразу же вспомнили друзей-квакеров из Пенсильвании [688]. Особенно отец и дочь полюбили Эллен. Их подкупили ее мягкие манеры и спокойная уверенность. За чаем она рассказывала об угнетении в Джорджии, о любимой матери, оставшейся на другом конце света, но которую Эллен никогда не забывала. Эти моменты открыли хозяевам глаза на многое.
Как и Гарриет Мартино, Эстлины всегда ставили на первое место именно Эллен, а не Уильяма. «Крафту не хватает энергии Брауна, – замечал Эстлин и добавлял: – Мне кажется, он немного вяловат» [689]. Эстлин думал, что Крафты, равно как и Браун, «ничего не смогли бы сделать» без него. Крафту недоставало «знания английского общества и обычаев, что необходимо для обеспечения Эллен Крафт того положения, которое она заслуживает и с легкостью может поддерживать». Обоих мужчин считал слишком грубыми и нечуткими «актерами» – так он завуалированно давал понять: они относятся к низшему классу, что особенно чувствовалось рядом с истинной леди Эллен [690].
А Эллен в доме Эстлинов наслаждалась женским обществом. Помимо Мэри, здесь жила ее тетя Эмма Мичелл. Она занялась хозяйством, когда здоровье Мэри сильно пошатнулось. Долгие месяцы Эллен жила на чемоданах, постоянно переезжая в ходе турне. В Бристоле она наконец-то оказалась в домашней обстановке, что значило для нее очень многое. «Они жили в этом доме как настоящая семья», – говорила тетушка Мэри. Хозяева были очень рады, когда Эллен называла их жилище «домом» [691].
При поддержке Эстлинов программа выступления Брауна и Крафтов слегка изменилась. В Бристоле на лекции и просмотр «картины», как стали называть панораму, собирались огромные толпы. Среди зрителей была тысяча любопытных школьников. К «великому удовольствию» (по словам доктора Эстлина) Эллен, Уильямов удалось уговорить убрать выражение «белая рабыня» из рекламных материалов [692]. Кроме того, она заняла «более высокое положение» на публичных мероприятиях [693]. На большом собрании в Бродмиде Эллен сидела на почетном месте рядом с доктором и вышла на сцену в сопровождении дам-аболиционисток. В газетах описывали, как она входит в залы, заполненные «самой респектабельной публикой», и отмечали, что всеобщее внимание ее «немного смущает» [694].
Эллен активно включилась в аболиционистскую работу. Она проводила собрания комитета, а когда Мэри Эстлин почувствовала себя плохо, взяла на себя ее обязанности [695]. Катастрофическое суаре с Пеннингтоном осталось в прошлом. Эллен научилась прекрасно ориентироваться в сложных политических ситуациях, стратегически отклоняла одни предложения и с благодарностью принимала другие. Вместе с Уильямом она отвечала на «острые» вопросы и парировала аргументы в защиту рабства так умело, что ей могли позавидовать хозяева дома [696]. И что бы ни говорили некоторые друзья Гаррисона об инциденте с Пеннингтоном, Крафты способствовали повышению репутации редактора и его союзников.
Эллен стала настолько популярна и эффективна – и обрела такую уверенность в себе, – что появились люди, «слегка встревоженные», что она «становится тщеславной и пытается подняться выше жизненного положения». Об этом подруге писала Эмма Мичелл [697]. В ответ Эллен заявила: «Как они могут думать, что человека, который лишь недавно смог почувствовать себя женщиной, понять, что ее больше не считают вещью, можно сделать тщеславным, относясь к нему как к человеку?»
И в этот момент пришло письмо с новостями из Бостона и Джорджии, которое ярко показывало, что может произойти, если они решат вернуться, если вообще когда-нибудь решатся на подобный шаг.
* * *
Холодным майским днем Крафты, Эмма Мичелл и доктор Эстлин собрались вокруг камина, чтобы прочесть письмо от Сэмюэля Мэя-младшего. Доктор читал вслух, и все внимательно слушали трагическую историю молодого каменщика из Саванны Томаса Симса, который бежал из рабства на борту парохода, направлявшегося в Бостон [698]. Его никто не искал, пока он, находясь в тяжелом финансовом положении, не написал жене, свободной женщине, живущей на Юге. После этого хозяин отправил за ним охотников – в точности как это сделал Роберт Коллинз, желая вернуть Эллен.
На помощь Симсу пришли те же, кто помогал Крафтам. Они разложили матрасы под окном тюрьмы, чтобы он смог спрыгнуть с третьего этажа и бежать на ожидавшем экипаже. Но окна оказались зарешеченными. На этот раз госсекретарь Дэниел Уэбстер и адвокат рабовладельца Сет Дж. Томас сумели добиться исполнения закона. Ранним апрельским утром, когда город еще спал, Симса под охраной вооруженных солдат, полицейских и местных добровольцев доставили на причал.
– Симс, проповедуй свободу рабам! – крикнул кто-то, когда его грузили на корабль [699].
– И это хваленая массачусетская свобода? – выкрикнул с корабля Симс.
Крафты знали, что его ожидало на Юге. Уильям был потрясен. Доктор Эстлин заметил, что Симсу следовало убить охранника в Бостоне: лучше быть повешенным в Бостоне, чем вернуться в Джорджию живым.
История попала в прессу. Саваннская газета, сетуя на дороговизну преследования беглецов, цинично замечала, что хозяин может вернуть деньги, выставив Симса в цирке Барнума