За время самого долгого расставания, когда оба оказались на разных континентах, каждый добился собственного успеха. Уильям открыл школу на территории бывшего барака для рабов в Уиде (Квиде) и приложил все усилия для прекращения работорговли в Африке. Однако этот период закончился для него не очень хорошо. В 1867 году Уильям заболел. Собираясь вернуться домой, он попросил у царя Дагомеи денег, но тот лишь прислал пятьдесят рабов в цепях. Уильям освободил их, но дорогой ценой. Деловые партнеры возложили на него ответственность за все убытки.
Эллен в Англии продолжала заниматься общественной работой. Она добилась поддержки Севера в гражданской войне, боролась за оказание помощи и организацию просвещения недавно освобожденных рабов, собирала средства на открытие школы для девочек в Сьерра-Леоне – и все это время в одиночку воспитывала детей [755]. Она приглашала в свой дом других активистов и беглых рабов, собирала средства, выступала, спорила со знаменитыми писателями и политиками, шила одежду для освобожденных рабов. Ее называли превосходной предпринимательницей: со временем ее сбережения превысили 2000 долларов [756]. Но главным личным успехом этого периода стало воссоединение с матерью. Эллен сумела исполнить еще одну заветную мечту.
* * *
На это ушло немало времени. Хотя по указу Линкольна Мария в 1873 году получила свободу, Мейкон оставался на стороне Конфедерации, и мать Эллен оставалась в рабстве по другую сторону фронта. Когда Южная Каролина первой отделилась от Союза, Мария слышала грохот сотни пушек и звон колоколов в Мейконе – город праздновал важное событие. Молодые люди записывались в армию. Среди них был и любимый сын Смита, единокровный брат Эллен Боб [757]. Он погиб, возглавив атаку, и по улицам Мейкона прошла траурная процессия в его честь.
Железные дороги Мейкона делали город исключительно важным в стратегическом отношении. Вскоре именно здесь расположился арсенал конфедератов. Однако все изменилось в апреле 1865 года, когда молодой генерал Союза Джеймс Гаррисон Уилсон маршем прошел через город, взяв в плен президента Конфедерации Джефферсона Дэвиса. По-видимому, Эллен обратилась к генералу с просьбой разыскать ее мать. Она мобилизовала целую армию активистов и их друзей в Лондоне, Бостоне, по всей Америке и на Юге. И в жаркий июльский день 1865 года ей это удалось. Генералу потребовался лишь день, чтобы найти Марию. Он писал, что та «комфортно живет в обществе цветных друзей» всего в нескольких метрах от его лагеря на Малберри-стрит в Мейконе [758].
Генерал лично пригласил Марию в свой лагерь. И здесь, на той самой улице, с которой сбежала Эллен, прочел письмо от дочери. Генерал писал, что мать Эллен пребывает «в добром здравии… она бодра и моложава для женщины своих лет». Мария ответила, что была бы счастлива воссоединиться с дочерью за океаном, если удастся собрать деньги на переезд.
И вот через четыре месяца в незабываемый осенний день мать Эллен отправилась с мейконского вокзала в собственное трансатлантическое путешествие. Она больше не была рабыней. В Англию она поехала в качестве няни вместе с семьей бывшего подполковника Конфедерации Джеймса Бертона.
Когда она садилась на поезд, «тысячи людей» собрались, чтобы ее проводить [759]. Это были освобожденные рабы, такие же, как и она. Все они знали поразительную историю ее дочери: о ней писали в газетах, она будила ярость и страх в сердцах поработителей. Эта история помогла разрушить мир, в котором они жили и от которого мечтали освободиться. Эта история сделала наш мир таким, каков он сейчас.
«Когда поезд тронулся от платформы города, где она была рабыней, – писали газеты, – собравшиеся негры разразились громкими аплодисментами». Мать Эллен в последний раз смотрела на Мейкон из окна поезда. Она больше не боялась за дочь, она гордилась теми, кто пришел ее проводить. Мария проделала огромный путь по железной дороге, на пароходе, в экипаже, на океанском лайнере. И вот она на лондонском вокзале Кингс-Кросс, где встречать ее собралась такая же огромная толпа, как и при проводах на другом конце света. И среди них Эллен.
В газетах писали: «Бледная от тревоги дама, дрожащей рукой державшая за руку маленького мальчика, более темнокожего, чем она сама, встретила столь дорогую ее сердцу мать, словно восставшую из мертвых».
Прошло семнадцать лет, мать и дочь сумели наконец преодолеть тысячи километров и вновь обнять друг друга. Одной рукой Эллен обнимала сына, другой – мать. Так соединились прошлое, настоящее и будущее.
* * *
Мы не знаем, удалось ли Уильяму воссоединиться с матерью или другими родственниками. Хотя он писал, что «выкупил мать из рабства», а его брат Чарльз сам выкупил свободу и осел в Мейконе, судьба младшей сестры Уильяма Элизы осталась загадкой [760].
Нам мало что известно и о дальнейшей жизни Крафтов, хотя поздние годы были полны событий. После возвращения Уильяма из Африки, решения финансовых проблем и окончания гражданской войны Крафты решили вернуться в Соединенные Штаты и воплотить собственную «американскую мечту» [761]. Они отплыли из Ливерпуля, оттуда, куда когда-то приплыли из Америки. Вернуться в Штаты захотели не все. Двое сыновей, Брогем и Уильям, остались в Англии заканчивать образование. О Марии тоже не упоминается, однако Эллен держала на руках Мэри Элизабет, малышку, носившую имена родной и двоюродной бабушки, Мэри Элизы Хили. Печально, но девочка умерла вскоре после прибытия семьи в Бостон. Вскоре после этого родители покинули Север, чтобы прожить жизнь по-новому. Круг завершился: они вернулись на Юг.
Хотя Крафты собирались поехать в Джорджию, осели они на плантации Гикори-Хилл в Южной Каролине. И здесь решили написать счастливую развязку собственной истории. Используя деньги, заработанные на Севере и в Англии, а также собственное образование, они объединили усилия всей семьи и создали собственный сельскохозяйственный и образовательный кооператив – американский Оккам [762]. Но все пошло прахом, как часто случалось в те времена: «ночные наездники» с факелами погубили дело их жизни.