Приняв это как план, я откладывать на потом не стал и просто поставил маму перед фактом.
— Вот товар который надо продать, и мне неинтересно, как ты это сделаешь, потому что вырученные за них деньги останутся тебе.
Конечно же, я не так резко все это преподнес маме, но если сократить полуторачасовые переговоры с ней и уложить их в одну фразу, то приблизительно так и получится.
Нелегко мне было уговорить её заняться этим делом, но я справился. Всё-таки у нас в семье сложилась странная ситуация. По сути, у всех членов семьи — за исключением сестрёнки, конечно, она ещё маленькая — есть свои деньги, и мы в этом плане не зависим друг от друга. Предполагаю, что именно этот факт бесит отца, да так, что он всеми силами пытается не дать мне зарабатывать. Всё-таки наличие денег — это независимость от прихотей главы семейства, вот ему это и не нравится. Но это только я так думаю, на самом деле фиг его знает, что у него там за тараканы в голове бегают. Может, он и правда печется о всяких разных условностях, принятых в обществе.
Как бы там ни было, а маму я уговорил и таким образом избавился от этой проблемы. Теперь мне стало на порядок легче собрать вещи и готовиться к переезду, чем я, собственно, и занимался весь остаток дня.
Сам переезд прошёл буднично, а вот последствия этого мне ну очень не понравились,
Дело в том, что и так не отличавшийся особым человеколюбием капрал озверел от необходимости каждый день тратить на дорогу уйму времени, совсем потерял берега и теперь срывал свою злость на нас по полной программе. Да и графиня, которой тоже не понравилось подобное изменение, начала рычать как перепуганная пантера. Правда, вопрос с графиней решился сам по себе. Она оказалась истинным ценителем хорового пения, и когда услышала, как поют мои охранники-грузины, тут же сменила гнев на милость, и теперь по большей части страдали не мы с ребятами, а мои охранники. Ну, тут они сами виноваты, нечего было с ней спорить, как правильно нужно петь. В общем, она теперь пытается доказать свою правоту, заставляя петь грузин разными способами, а те от неё шарахаются, как черт от ладана.
С капралом же так просто не получилось, у этого скунса других увлечений помимо строевой, похоже, не было, и я не сразу придумал, как его нейтрализовать, из-за чего пришлось выдерживать его экзекуции чуть не полторы недели.
Слабое место я у этого козла обнаружил, можно сказать, случайно. Просто в один момент заметил, каким взглядом он проводил казака несущего ящик с чачей. Дело в том, что я не жадничал и выделял своим охранникам раз в неделю ящик чачи, которую они употребляли примерно как наркомовские сто грамм в моем прошлом мире.
Так вот, увидев его алчный взгляд, у меня само собой появилось понимание, как решить этот вопрос.
Уже вечером я переговорил с казаками и попросил их о помощи. Им моя идея споить капрала понравилась, и они даже что-то типа графика составили, кому и когда с ним бухать. Чтобы понять, как этот козёл меня достал, скажу, что я для этого дела не пожалел использовать даже своеобразный неприкосновенный запас. Пару ящиков чачи крепостью под семьдесят градусов специально изготовили, чтобы при необходимости применять эту убойную вещь в лечебных целях. А я пожертвовал это лекарство на благое дело.
Очень удачным оказалось решение приобщить этого скунса к потреблению благородных напитков. Капралу хватало грамм триста, чтобы уйти в нирвану и начать чудить. Правда, за ним, когда он пьяный, глаз да глаз нужен, чтобы чего-нибудь не начудил, но уж это нам с ребятами было несложно. Всё-таки гораздо легче присматривать за пьяным пару часов, чем выбивать пыль на плацу, да и к тому же он относительно безобидный в пьянке. Он то примется маршировать на потеху публике, как сейчас, то в туалете свалится и уснет, в общем, относительно непроблемный. Правда, этот гад перестал следить за собой, бриться, мыться и ходил грязным, как чушка, но это уже его проблемы, я его насильно не поил. Разве что совал каждый раз по бутылке чачи в,руки когда приходило время отправлять его обратно в город. Зато жизнь у нас наконец наладилась и вошла в спокойное русло. Мы с ребятами пристрастились устраивать всякие войнушки в окрестных лесах, особое внимание уделяя ориентированию, маскировке и скрытому передвижению. Оборудовали в одном овраге стрельбище и много стреляли. Про утренние пробежки и устраиваемые хотя бы в неделю марш-броски километров на десять, я и говорить особо не буду, это уже в привычку вошло.
Но одними только занятиями дело не ограничивалось. Так, мы дружно пристрастились к рыбалке на обычные поплавковые удочки и даже устраивали соревнования, кто поймает самую крупную рыбу. Еще я научил всех ребят плавать и нырять, поэтому, когда я устроил обычную тарзанку, это место стало у ребят самым любимым для отдыха. Да и не только у ребят, там теперь вообще редко можно было наблюдать совершенно пустой берег. Проживающие с нами в усадьбе охранники ничуть не меньше нас резвились, когда думали, что их никто не видит.
В общем, все у нас замечательно, и я сейчас, сидя в кресле и наблюдая за пытающимся чеканить шаг капралом, с удовольствием вспоминал проведённое здесь время. Да что скрывать, глядя на старание капрала, я откровенно веселился и громко хохотал, когда у него заплетались ноги. Я так увлекся этим забавным зрелищем, что не сразу заметил новых зрителей, появившихся из-за особняка (что-то типа плаца мы организовали на заднем дворе особняка), а когда наконец увидел, что-то делать было уже поздно.
Отец с парой своих подчинённых, которые сопровождали его везде и всюду, реально квадратными глазами наблюдал за всем происходящим и, похоже, не знал, как на все это реагировать. Я, честно сказать, тоже слегка растерялся и не совсем понимал, что в этой ситуации можно предпринять. Так мы все и стояли (ведь, естественно, я, увидев отца сразу вскочил со своего кресла) некоторое время, ничего не предпринимая.
— Интересно, — наконец протянул отец и, посмотрев мне в глаза, добавил: — И как все это понимать?
— Проводим занятия по строевой подготовке, — бодро отчеканил