– Дорогой, давай не поедем сегодня, – попросила, сев на кровать рядом. – Ты в плохом состоянии, хочу, чтобы мы вылечили тебя сначала.
– Нет, надо ехать. – Он буквально рвался в другую жизнь, боясь остаться в этой навсегда. Лицо, оттененное белой подушкой, совсем пожелтело, белки глаз приобрели болотный оттенок.
– Но ты не выдержишь дорогу, мой милый, как ты сможешь провести три часа в машине? – Мой голос звучал жалобно, я не хотела никуда ехать, чувствуя, что это плохо закончится. Муж с трудом встал с кровати и медленно, держась за стены, пошел в ванную. Я поддержала его под руки до самой двери.
– Я смогу, – бросил он на ходу и прикрыл дверь ванной изнутри. Оттуда стал надрывно кашлять.
При каждом приступе я была настороже и не давала остаться одному: он мог закашляться и задохнуться от приступа, потерять сознание, упасть и стукнуться головой. В последние недели такое случалось часто.
Через минуту из уборной раздался шум опрокидываемых предметов. Я рванула следом: муж на моих глазах терял сознание и валился на пол. Потребовалось буквально полсекунды, чтобы успеть подхватить и не дать стукнуться о каменный пол. Хорошо, что дверь была не на замке: загодя мы договорились, что на всякий случай он ее не будет замыкать.
Я подхватила мужа под мышки и медленно повела в спальню, на кровать. Ванесса тоже была рядом: приносила воду, полотенца, таблетки, салфетки – в этот день она не пошла в школу, так как мы готовились к отъезду.
Уложив мужа, вышла из спальни за новыми полотенцами, а у дочери состоялся разговор с Дином, о котором она мне поведала.
– Я обрек вас с мамой на такие мучения, на ухаживания за мной, вы света белого не видите. Вы не заслуживаете этого. Из-за меня ты вынуждена прозябать в глуши, не развлекаешься, не веселишься, как твои ровесники. Прости меня за это. – Дин измученным взглядом посмотрел на Ванессу, как бы ожидая ее прощения.
– Что ты, Дин, – возразила дочь, – лишь бы ты выздоровел. Мы еще успеем с тобой поразвлекаться, когда поднимешься, – приободрила она, стараясь придать голосу веселые нотки. Дин стал родным человеком за 4 года.
– Береги свою маму, – снова произнес он и скорчился от сильной боли, схватившись руками за живот.
Дочь срочно позвала меня в спальню: муж лежал, согнувшись в три погибели, лицо исказилось гримасой страдания, запавшие глазницы почернели. Новый приступ вызвал еще большие страдания.
– Дин, нам надо вызвать скорую, тебе очень плохо, – решительно заявила я. “Какого хрена мне делать в этом Уилмингтоне, когда муж в таком состоянии? Ни в коем случае нельзя ехать, надо как-то упросить, чтобы я осталась”. – Я была настроена убедить мужа.
– Нет, не надо скорую, мы сейчас поедем в Уилмингтон, – заявил он. Его упрямство выводило из себя.
– Ты не можешь ехать, посмотри, ты с трудом лежишь! Ты сейчас просто умрешь, если не увезем тебя в больницу! Давай позвоним в скорую, умоляю, дорогой! Мы переедем после твоей выписки, хорошо? Прошу тебя!
– Нет, тебе надо ехать, там работа намечается, нельзя упускать такой шанс. – Муж снова загнулся от приступа кашля. – Будешь работать в отеле горничной, но зарплата удивительно высокая. Так у тебя будут свои деньги. Сейчас я и вправду вызову скорую, что-то мне совсем нехорошо.
Кашель спровоцировал новый приступ сильных болей так, что несколько минут Дин лежал, свернувшись клубочком, и не мог дышать, но по-прежнему не издавал ни звука. – А я потом к вам приеду, – продолжил он сквозь боль.
– Но я не оставлю тебя, Дин. Я не поеду, я буду здесь, с тобой! – Я смотрела на него глазами, полными слез. Оставить в беспомощном состоянии, одного, больного, практически умирающего, казалось какой-то нелепицей, но муж твердо вознамерился выпроводить нас с дочкой в большой город, в новую жизнь.
“Он же без меня как беспомощный ребенок, не справится без ухода – это как кинуть маленького ребенка на произвол судьбы. Даже если его сейчас заберут по скорой, я должна быть рядом, дома, и всегда смогу приехать в больницу”, – пронеслась мысль. Я лихорадочно начала соображать, что бы сказать такого, чтобы муж позволил остаться.
– Нет, ты поедешь! – к огромной досаде, упрямо заявил Дин. – Поедешь с Матильдой, она сегодня тоже уезжает. – Он стал набирать телефон скорой помощи – машина обещала прибыть через 15 минут.
– Пожалуйста, разреши мне остаться, – продолжила умолять я, теряя последнюю надежду. Слезы из глаз катились градом, я уже плакала навзрыд и не скрывала этого. В глубине души я понимала, что вижу его живым в последний раз… в следующий раз увижу полутрупом.
И тут вдруг впервые за три месяца муж остановил на мне взгляд… Долго, с любовью, неотрывно смотрел, как в старые добрые времена. Отвыкшая от внимания, я не на шутку растерялась. Хоть и отдавала отчет, что виной отсутствия прежнего интереса является болезнь, но женское самолюбие настойчиво твердило, что причина – в усталом, замученном виде, сделавшем меня непривлекательной (чего уж греха таить: за три последних месяца внешне я состарилась на несколько лет). Поэтому глаза мужа, остановившиеся на мне, вызвали давно забытые воспоминания о когда-то нежных чувствах. Немного позже я поняла: он тоже прощался со мной.
Отъезд в Уилмингтон
Приехавшая скорая визжала сиреной и крутила синей мигалкой. Двое больших мужчин вошли в дом, задали мужу пару вопросов, вкололи в вену капельницу и стали погружать в каталку, плотно обвязав ремнями безопасности. Когда-то крупный, как медведь, Дин беспомощно лежал на переносной кровати и смотрел из темных глазниц, напоминая высохшую мумию. Покидая дом, успел махнуть рукой и отправить воздушный поцелуй одними губами, как делал это всегда. Мое горе и разрывающееся на куски сердце успокаивало только то, что теперь он будет под присмотром врачей и круглосуточным наблюдением.
Горько и печально было остаться в доме снова одним, сердце саднило тупой болью, видя оставленные мужем вещи: снятые носки, забытый шнур от телефона, стоящие под кроватью тапочки.
Едва сдерживаясь от очередного потока слез, продолжила собираться к переезду на океан. Нам с дочерью предстояло ехать без нашего любимого Дина, без защиты и опоры, и остановиться на ночлег в Уилмингтоне в съемной квартире Матильды.
С собой взяли самое необходимое, чтобы позже вернуться и перевезти остальное. По плану мужа, там мы должны были оставаться до его приезда, во что он свято верил и воображал, что вернется поправившимся и выздоровевшим. Все надежды были на этот последний, как мы мечтали,