– Ну, ничего, ничего, мамулечка, мы им скоро покажем. Они у нас еще попляшут.
О спектакле позже рассказала Ванесса, в силу того что я не смотрела в сторону двух клоунесс: кроме мужа, меня никто не интересовал.
Мать и дочь, вероятно, рассчитывали на ответные выпады, но были разочарованы моим спокойствием и презрением. Поняв, что нападки не возымели на меня действия, бывшая переключилась на Ванессу: насупила брови, раздула ноздри, строго поглядела ей в глаза и… показала палец. Какой это был палец – дочь утверждает, что указательный, угрожающий: “Смотри у меня!” Но я сомневаюсь. Изучив “великосветские” манеры Кики Адамс, могу смело предположить, что это мог быть и средний палец. И эту женщину я сама пригласила в дом.
Но я не жалела о том, что позвала ее проститься с Дином, картина дала ясное и четкое представление о семейке и то, в каком аду жил мой муж до знакомства со мной.
Работники похоронного дома стали задавать вопросы, обращаясь ко мне.
– Ваше имя? – спросили они.
– Таня Адамс. – Я смотрела в одну точку в полу и отвечала.
– Ваш номер телефона? – задали вопрос.
Я напрочь забыла свой номер. Как ни старалась, не могла озвучить, он вылетел из головы. Тут услышала, как две стервы потешаются надо мной, радостно переглядывались и подмигивая друг другу. Более кощунственной ситуации нельзя было придумать: дочь и бывшая жена стояли над телом покойного отца и бывшего мужа и радостно хихикали. Наконец, я вспомнила номер и продиктовала.
– Полное имя вашего мужа?
– Дин Дональд Адамс.
– Дата рождения? – спросили они. Только я собралась произнести, как Кики опередила меня:
– 1 июня 1972 года, – сказала она и победоносно взглянула на меня. Красное лицо (по всей видимости, после изрядного количества пива) выражало триумф.
– Номер социального страхования? – мужчина в черном задал вопрос, на который я не знала ответа. Но даже если знала, мне не дала бы ответить Кики, потому что и тут, перебивая, скороговоркой, наизусть продиктовала 9-значный номер. Затем гордо взглянула в мою сторону.
Я ни разу не посмотрела на клоунесс, стоявших в двух метрах, мне не было до них дела. Дочь рассказала позже, как задиристо поглядывала в мою сторону бывшая, желая показать или доказать, что истинной женой Дина была и остается она. Весь ее вид говорил: “Вот, выкуси, я знаю его номер страхования, а ты не знаешь!” При этом старшая дочь гордо обнимала мать за талию и тоже всем видом выражала: “Видела? Вот тебе! Моя мама знает социальный номер нашего отца, а ты не знаешь”. Обе женщины стояли, задрав подбородки кверху, они считали, что утерли мне нос, и от этого их лица самодовольно светились.
– Мне нужно взглянуть на удостоверение личности мистера Адамса, – попросил работник в черном.
В этот момент Матильда со знанием дела широко, нараспашку открыла мой гардероб с нижним бельем и засунула руку в мою дамскую сумочку. На виду у всех расстегнула ее и сходу достала черный кожаный кошелек мужа (который накануне я специально переложила к себе, чтобы не потерялся): было видно, что она точно знает, где он находится. Затем извлекла из сумки водительское удостоверение Дина и протянула человеку. У меня даже не возникло мысли сказать ей что-то, настолько они подавили нас морально. Получив удостоверение от мужчины обратно, она так же демонстративно, на глазах у людей, засунула его в бумажник Дина и небрежно закинула в шкаф, а не в мою сумку.
Своим заторможенным от стресса мозгом уже потом я поняла, что содержимое сумочки было изучено задолго до описываемого момента. Рядом с моим гардеробом все утро находились Кики и старшая дочь, что наводило на определенные мысли, о которых расскажу ниже.
Перед выносом тела я поцеловала мужа в обе щеки, в лоб и в губы.
– Я люблю тебя, мой дорогой, и всегда буду любить. Прощай, моя любовь, но не навсегда. Где-то там, я знаю, мы встретимся вновь. А пока иди с миром, любимый. – Я произнесла все это без слез, тихим голосом, когда наклонилась поцеловать мужа. Я знала, что он слышит.
Тело мужа накрыли синей брезентовой накидкой и переложили на каталку.
Заговор
Выйдя из спальни в гостиную, я заметила, что все вокруг начали шептаться и переглядываться. Больше всех старались Кикимора и ее дочери, попеременно подходя к разным кучкам людей и что-то горячо шипя им в уши. Я увидела Пола, который стоял среди посетителей. Но Кикимора, опережая меня, подбежала к нему и, задрав рот к уху, стала в чем-то уверять, искоса поглядывая в мою сторону.
По своей доверчивости и наивности я не могла предположить, что речь шла обо мне и моей “мерзкой” дочери. Ничего не подозревая, подошла к Полу: увидев меня, он поприветствовал и обнял.
–
Мы с вами потом переговорим, – подмигнул он. Было что-то многообещающее в его “потом переговорим”. В то же время ощутила радость, что хоть с кем-то могу поделиться ночным кошмаром. Он был одним из первых, кому я сообщила о смерти мужа.
–
Хорошо. Ты позвонишь? – спросила я.
–
Вас завтра свозить куда-нибудь? В магазин за продуктами поедете? – участливо предложил он.
Ему тоже не терпелось пообщаться с нами.
–
Да, было бы неплохо.
Было решено: завтра поедем с ним в город.
В этот момент люди в черном на каталке мимо нас провезли тело Дина, накрытое синим материалом. Пол опустил голову и тяжело выдохнул: он был хорошим другом мужа и потерял близкого человека. Он сильно переживал.
Тогда я еще не знала о всемирном заговоре и даже не догадывалась, что кому-то сдалась моя скромная персона, чтобы о ней так много судачили, а тем более о моей дочери-школьнице, но я ошибалась.
Мимо нас сновали “хозяева” дома: Кикимора, ее дочки, Коротышка и какие-то неизвестные люди: то ли дальние родственники, то ли соседи. Матильда несколько раз с грохотом открывала дверцу холодильника и рыскала в поисках еды: не найдя то, что искала, громко кидала крышки кастрюль обратно, демонстрируя вседозволенность. Ее младшая сестра вышла на улицу, чтобы первой встречать приезжающих и рассказывать “страшную правду”. Что это была за “правда”, нам поведал Пол, когда приехал за нами за следующее утро.
–
Так что у вас там случилось ночью? – поинтересовался