Развод на миллион. Как мошенники используют уязвимости нашего мозга и что делать, чтобы не попасться на их крючок - Дэниел Саймонс. Страница 63


О книге
во что играют, что смотрят или используют «современные дети». В 1950-х годах родителей предупреждали, чтобы они не давали подросткам смотреть Элвиса Пресли, потому что его танцы могут спровоцировать беспорядочные половые связи. В 2000-х годах говорили, что Google и PowerPoint делают нас «тупыми», а смартфоны и социальные сети обвиняли (и обвиняют) в современных тенденциях к социальной изоляции, депрессии и самоубийствам [31].

Измерить фактические последствия изменений в результате использования технологий и потребления медиа ужасно сложно. Если бы социологи захотели провести эксперимент, чтобы проверить распространенное мнение о том, что игры с применением насилия вызывают реальную агрессию, их комитеты по этике могли бы не позволить им измерить, как часто их участники нападали на своих ассистентов-исследователей. Поэтому ученые в данной области используют упрощенные лабораторные задачи для определения уровня агрессивного поведения. Например, предпочитают ли люди в игре дольше стрелять в противника. При этом ученые предполагают, что все, что увеличивает «лабораторную агрессию», также увеличивает ее в реальном мире [32].

Мы уже обсуждали важность понимания шкалы, по которой измеряются вещи, чтобы избежать обмана из-за чрезмерно точных утверждений. Наличие чувства масштаба также важно для оценки эффективности. Например, мы можем проверить, является ли обещанный эффект больше, чем самый большой эффект, который возможно было бы измерить с помощью этой шкалы.

Джо Хилгард применил эту логику для критики известного исследования 2013 года о влиянии видеоигр на агрессию. Его участникам случайным образом выпадало играть либо в жестокую, либо в мирную игру в общей сложности в течение одного часа три дня подряд. Затем их попросили написать, что произойдет дальше в сюжете, и им была предоставлена возможность «взорвать» своих игровых оппонентов неприятным шумом. Игроки в жестокую игру писали более агрессивные тексты и оглушали своих противников большим количеством шума. Гораздо большим. Хилгард счел результаты исследования неправдоподобными: «Если бы один час жестоких игр в течении трех дней вызвал такие драматические изменения в агрессивных мыслях и поведении, мы бы замечали это всякий раз, когда наши друзья или студенты покупали новую жестокую видеоигру». Полиция была бы настороже, и все бы сообразили держаться подальше от геймеров в течение нескольких дней после выхода нового релиза [33].

КОГДА ГОВОРЯТ, ЧТО КАКОЙ-ЛИБО ПРОДУКТ ИЛИ ПРОЦЕСС ОБЛАДАЕТ УДИВИТЕЛЬНО ШИРОКИМИ ВОЗМОЖНОСТЯМИ ИЛИ УНИКАЛЕН, НАШИ ДЕТЕКТОРЫ ОБМАНА ДОЛЖНЫ НАЧАТЬ РАБОТАТЬ.

Хилгарду стало интересно, каким может быть наиболее вероятный эффект от видеоигр, поэтому он провел собственное новое исследование. Ученый случайным образом распределил людей для просмотра жестоких или ненасильственных игр, а затем попросил их дополнить историю описанием того, что бы сделал главный герой видеоигры. Некоторые участники писали об Итане из приключенческой игры Heavy Rain. При этом они только что наблюдали, как он спокойно рисует архитектурный эскиз. Другие писали о Майкле из игры Grand Theft Auto V, который, как они только что наблюдали, убил двадцать человек в стриптиз-клубе. Рассказы участников о Майкле были менее агрессивными, чем те, что были написаны в рамках первоначального исследования. То есть эффект, описанный в оригинальном эксперименте, был больше, чем должен быть самый большой эффект, который вы могли бы получить, используя этот показатель – описание того, что сделал бы массовый убийца, – поэтому мы не должны доверять этому результату [34].

Мы верим, что наука обладает потенциалом для открытия новых методов лечения и инструментов, которые могут изменить правила игры в интересах благополучия человека. В прошлом это случалось много раз, но такие прорывы, как портативный компьютер, ядерная энергетика и Интернет, случаются раз в поколение. Однако в данной главе мы сосредоточили внимание на научных исследованиях с сомнительными результатами, особенно на заявлениях о неправдоподобно мощных эффектах. Такие исследования послужили основой для вмешательств и шагов, совокупные издержки которых, прямые и альтернативные, исчисляются десятками или сотнями миллиардов долларов.

Когда говорят, что какой-либо продукт или процесс обладает удивительно широкими возможностями или уникален, наши детекторы обмана должны начать работать.

Если лауреаты Нобелевской премии могут быть обмануты слабо подкрепленными утверждениями, то остальные люди тем более [35].

Заключение

Кого-то одурачили

Когда друг предлагает вам печенье, вы, вероятно, не проверяете, не отравлено ли оно. Мы начали наше исследование того, почему нас обманывают, с изучения нашей склонности предполагать, что люди говорят нам правду, а не лгут.

Мы отметили, что такое отношение к истине является как рациональным, так и необходимым. Если бы мы были повсеместно подозрительны, нас, возможно, никогда бы не обманули, но подавляющее большинство наших повседневных взаимодействий прямолинейны, поэтому крайний скептицизм был бы контрпродуктивным.

Всех нас можно одурачить, вероятно, в большем количестве случаев, чем мы осознаем, и чаще, чем мы готовы признать. В восьми главах мы описали некоторые ключевые когнитивные паттерны, благодаря которым нас легко ввести в заблуждение, – наши привычки мышления и уловки, которые используют мошенники, чтобы заставить нас верить в то, во что мы не должны верить. Наша склонность сначала принимать, а потом проверять является необходимым условием жизни в обществе, но, научившись задавать вопросы в нужное время, мы можем ограничить риск быть обманутыми.

Тем не менее люди различаются по тому, насколько охотно они задают вопросы: одни более скептичны, а другие более доверчивы. Не каждый инвестор купился на Мэдоффа, Theranos или BitConnect; не каждый коллекционер произведений искусства купил одну из подделок Knoedler; и не каждый, кому позвонил кто-то, представившийся генеральным директором компании, перевел мошенникам деньги.

Мы завершаем наш анализ обмана, задавая три важнейших вопроса: кто из нас с наибольшей вероятностью станет жертвой? Как мы можем узнать, когда мы являемся мишенью? Что мы должны сделать, чтобы не быть обманутыми?

ЭТО ПРОСТО ЧУШЬ СОБАЧЬЯ

Мы убеждены, что люди, общаясь с нами, говорят что-то существенное, однако это далеко не всегда верно. Возможно, вы имеете дело с чушью, поэтому спросите себя: «Имеет ли это какой-то смысл?»

Чтобы социальное взаимодействие вообще работало, нам нужно не только предвзятое отношение к истине, но и еще более общее предположение о том, что, когда люди общаются с нами, они говорят что-то существенное – независимо от степени правдивости. Сила этого убеждения объясняет, почему нас иногда вводят в заблуждение утверждения, которые лучше всего охарактеризовать как чушь собачью. Как определяет этот термин философ Гарри Франкфурт, «чушь собачья» – это правдоподобное, соблазнительное содержание, которому недостает истинного смысла. Вспомните фразу Эрна Малли: «Эмоции – это неквалифицированные работники». Чушь собачья не связана ни с истиной, ни с ложью. Как объясняет Франкфурт: «Тот, кто несет чушь, возможно, не обманывает нас и даже не намеревается это делать ни в отношении

Перейти на страницу: