Успокоившись, Енукидзе вернулся к себе и решил не звонить кому-то еще. Слова Калинина успокоили опытного партийца. Поэтому и откладывать встречу с Огневым он не стал. Раз послезавтра тот будет занят, то почему бы не выслушать его уже завтра?
* * *
То, что я правильно начал работу с доведением дипломной работы «до ума», подтвердилось буквально через час звонком от Енукидзе. Авель Сафронович тянуть не стал и назначил встречу у себя в кабинете уже на следующий день. А правок мне вносить много — комиссия, особенно Эммануил Григорьевич, постаралась знатно. Хотел вечером на стройку съездить, но тогда точно не успею с внесением правок. Придется перенести эту поездку на более позднее время.
В итоге засиделся допоздна. Уже даже Аня не выдержала и домой убежала, хотя изначально хотела меня дождаться. Вроде как уходить раньше начальства нельзя — что-то такое она мне сказала на прямой вопрос, почему еще на рабочем месте сидит. У нее-то особых дел сейчас не было. Порывалась она и мне помочь, но тут уже я ей отказал. Это полностью моя работа и отвечать за нее мне и только мне.
Домой я папку с переделанным дипломом не понес. Пора уже отделять рабочее место и время от домашнего. Ни к чему хорошему, если я и дальше продолжу таскать дела на дом, не приведет.
На этот раз Люда заметила мое долгое отсутствие и беспокойно спросила, что у меня случилось.
— Да две важные встречи на завтра и послезавтра готовлю, — ответил я расплывчато. — Ты-то как? Леша не сильно тебя нагрузил?
— Тетя Оля помогает, — с благодарностью посмотрела любимая в сторону кухни, где сейчас были мои родители. — Да и спит пока он в основном. Есть хочешь?
— Голоден как волк, — заверил я ее.
И тут же пошел подтверждать свои слова делом.
* * *
— Азат, ты чего такой довольный? — удивленно посмотрел Гурченко на подчиненного.
— Ваше чутье вас снова не подвело! — торжественно сказал Амарян.
— Ну-ка, — подобрался мужчина, — рассказывай.
— Только что агент слежения донес, что стало известно о повышении Белопольской до заместителя Огнева. И буквально на следующий день они вдвоем задержались допоздна в институте!
— Значит, все же окрутила она парня, — удовлетворенно кивнул своим мыслям Василий Кондратьевич.
— Скорее всего, так и есть, хотя точных подтверждений у нас пока и не имеется.
— А как он объяснил ее повышение остальным подчиненным? Или ничего им не говорил?
— Оформил как конкурс среди аналитиков, который она выиграла. Потребовал сделать отчет каждому самостоятельно, а он вроде как потом их просмотрит и сделает выбор. Вот только никто ее работы, кроме самого Огнева, не видел. И просматривал Огнев все без свидетелей.
— Очень хорошо.
— Но главное не это, — продолжил Амарян, когда Гурченко сделал пометку в личном деле Огнева.
— Что же еще случилось?
— Работа Белопольской попала на стол к Самому, — округлив глаза, поднял их вверх агент.
— Откуда известно? — насторожился следователь.
— Огнев сам об этом вскользь упомянул, когда вернулся из Кремля. Причем хочу отдельно отметить — побежал в Кремль он только после того, как получил работу Белопольской. Хотя свой отчет по словам агента закончил гораздо раньше.
— А вот это уже прямая попытка влияния на высшее руководство нашей страны, — сделал вывод Гурченко. — Мы должны этому помешать. Неизвестно, какие подводные камни заложены в тот документ.
Постучав пальцами по столу, Василий Кондратьевич быстро перебирал варианты, как это можно сделать.
— Вот что, Азат, — через несколько минут распорядился Гурченко, — нам срочно нужно донести до товарища Ворошилова информацию об этом. Но только не напрямую. Климент Ефремович не оставит без внимания еще одну попытку влияния на него со стороны дочери врагов народа. И кстати, про желание Огнева облегчить быт заключенных, что оно и не его совсем, а этой девчонки, тоже до товарища Ворошилова нужно донести. Вот тогда-то, — оскалился мужчина, — при очередном собрании политбюро этих много возомнивших о себе юнцов будет ждать сюрприз. Развалить они решили все, чего добилась революция! Не на того напали.
* * *
Авель Сафронович внешне отдаленно напоминал мне Троцкого. Но в отличие от Льва Давидовича таким напором и харизмой при разговоре не обладал, да и у меня сложилось впечатление, что отнесся он ко мне настороженно. Ему было непонятно, в какую категорию людей «приткнуть» меня. Отсюда и частые вопросы по моей работе — прощупывал, насколько я знаю то, о чем говорю. Не удержался он и от вопроса, показывал ли я свою работу товарищу Сталину. А когда услышал, что нет, сразу же спросил — почему.
— Да когда разговаривал с ним последний раз, как-то не до этих поправок было, — развел я руками. — А беспокоить такого занятого человека по каждому вопросу…
Я покачал головой, показывая, что это дурная идея.
— Ну тут и вопрос важный, — не согласился со мной Енукидзе, — по такому можно и отвлечь на пару минут.
— И все же не обязательно, — продолжил я гнуть свою линию. — Если Иосиф Виссарионович будет вынужден по любому вопросу сам отмашку давать, то может что-то важное пропустить. А это уже саботажем попахивает.
Невольно поморщившись от моих последних слов, Авель Сафронович продолжил изучать мою работу и уточнять непонятные для него моменты. Через час, вникнув в главные изменения, он еще и созвонился с Калининым, после чего мы вместе отправились к Михаилу Ивановичу.
Вот у кого никакой настороженности не возникло. Как и вопросов.
— Ты что же это, Авель, сам решение за весь президиум решил принять? — спросил Калинин у Енукидзе.
— Да как можно, Михаил Иванович? — возмутился вопросу мужчина.
— Тогда нечего и думать. Работа есть? Есть. Ты ее видел? Смысл ее выносить на рассмотрение президиума есть?
— Да.
— И товарищ Огнев к тому же уже работал над этой темой. И поправки в эти законы нужны. Вот пускай он и приносит их на рассмотрение президиума, и там представит, а после уже коллективно и решим — принять их или нет.