— Вот… чудачка, ты подумай! Нет, ну ты просто подумай, кошку ей ночами с деревьев снимай! Урожай, понимаешь, шишек принимай себе… на голову…
— Ладно, угомонись, спи, завтра вставать рано.
— И тут ещё эти громыхают! Да заткнитесь вы все!
Странно, но все заткнулись.
Утром, когда озорные майские зайчики пробрались меж штор, я подумала:
— Что там Мурзик?
Утренний холодок, весёлое разноцветие аквилегий у дома, яркие полосатые розетки хост, прозрачная вязь молоденьких листьев шелковицы, свист и щебет. Радость и зелёный огонь весны!
А за калиткой уже маялась дама-кошатница:
— Доброе утро, а лестница у вас есть?
— Да к чему же лестница?
— А как Мурзю достать?
Я поглядела вверх.
Невысоко, на самой нижней ветке сосны, прямо на пушистой подушке из игл дремал, свернувшись в клубочек, чёрный котик с зелёным ошейником.
— Не нужна нам лестница, так достану.
— Вы что, — испугалась дама, голос прямо задрожал на истеричной нотке, — его стряхнуть хотите? Ой, не дёргайте за ветку, не надо, он убьётся!
Да знаю я этих кошек, они ленивые и настырные. Помню, мой таец Санёк тоже на дереве сидел и всем своим видом показывал, мол, какой он несчастный, снимите его, спасите, ну, будьте людьми! Но тогда это был дуб, и сидел Санёк очень высоко — не залезть ни мне, ни детям. Битых три часа мы изыскивали способы снять кота с дерева. Идиоты.
Кота.
С дерева.
Потом мы отчаялись и направились через лес к ближайшему жилью.
Увидев, что театр одного кота окончен, Санёк разочарованно вздохнул, «пожал плечами», мол, что с них взять, шуток не понимают. После спокойненько слез сам и вприпрыжку помчался нас догонять:
— Ну что, к дому уже?
Так что больше я на эту кошачью удочку не ловлюсь.
Коты — от рождения верхолазы. Раньше у электромонтёров были железные скобы на обуви для подъёма на деревянные столбы, назывались эти скобы «кошачьи когти» — или просто «кошки».
Не зря, наверное?
Я решительно подёргала за хвою кошачьей лежанки:
— Вставай, соня, и быстро слезай, домой пора, хозяйка твоя извелась до края.
— Ой, не трясите ветку! Ой, упадёт!
— Упадёт? Уважаемая, это кот. Причём ваш. А вы его совсем не знаете. Вот почему он ко мне сбежал? Может быть, дома его залюбили, ограничениями замучили? А у меня — сад, полёвки, бабочки — лови не хочу! Полная свобода кошачьей жизни. Я его, вашего кота, уже не первый раз вижу, нравится ему тут, понимаю.
— А ну, слазь, гадость такая… в смысле — радость, конечно!
Я сильно рванула ветку.
Кот, поняв, что хитрость его раскусили, нехотя, задом, но весьма ловко стёк на землю по стволу и прыснул в глубь моего утреннего сада, подальше от любвеобильной хозяйки.
К вольной жизни!
К свету!
К новым приключениям!
А огорчённая хозяйка горестно вздохнула и поплелась восвояси.
Как потом оказалось, к новым и абсолютно непрошеным событиям страшного июня 2023 года, когда она вместе со всем городом бежала прочь от воя снарядов, от взрывов и огня, от лопнувших оконных стёкол и ужаса, нависшего в одночасье над нами, шебекинцами.
Но тем утром я смотрела ей вослед, и моё раздражение от неуместности её ночного вторжения к нам исчезло, вдруг растаяло, уступив место пониманию и сочувствию.
И уже виделся мне не тёплый сиреневый май, а снег и яркий бесконечно морозный уральский день.
…Возле маленькой булочной Свердловска на январской хрустящей белизне среди высоченных сугробов стоит лошадь, впряжённая в сани. С саней двое работников споро сгружают открытые лотки с тёплым ещё хлебом и булками.
У лошади на морде навязан мешок с овсом… это торба… да?
У лошади от морды валит пар, он сразу превращается в иней. Поэтому голова лошади обрамлена белой игольчатой «шкиперской» бородкой…
Лошадь смачно жуёт, изредка прядая ушами. Косит на меня карим глазом.
А мне восемь лет. Я замерла на месте и зачарованно смотрю на это чудо чудное, диво дивное, забыв обо всём на свете, о том, что мама не велела задерживаться, а велела сразу бежать из школы домой.
Он пришёл и сел прямо на снег в этот сильный мороз.
Он устроился под мордой лошади и смотрел, как она жуёт.
Он был большой и прекрасный.
Главное, Он был ничей. Сразу подошёл ко мне на зов, принял кусочек школьной булки и побежал за мной. Вошли в подъезд. Мне даже не пришлось его уговаривать подниматься по лестнице. Он даже сам бежал впереди, иногда вопросительно оглядываясь: выше? Я открыла дверь своим ключом, и мы вошли. Мой обед он «уговорил» в два счёта. Я устроила его на единственное тёплое место в «хрущёвке» — на батарею, сама села рядом, на пол. Гладила… Он начал петь мне песни. Я слушала-слушала… и заснула.
Проснулась уже на кровати. Было темно. Я вскочила. На кухне горел свет, и мама рассказывала что-то папе. Слышался её возбуждённый быстрый говор:
— И ты представляешь, грязный, одноглазый… весь в лишаях! И она с ним в обнимку!
…Я побежала на кухню.
— Где Он?
— Кто?
— Он! Мой Кот!
— Это тебе приснилось… Ты заснула у батареи, я тебя перенесла на кровать…
А потом прошло время. Я выучилась и вышла замуж. И вот однажды…
Однажды мой маленький сын сказал:
— Мне подарили котёнка.
И вытащил из-за пазухи светленький комочек.
— Это кошечка.
— Девочка?
Мне представились ободранные занавески, шерсть на диване, креслах и в постели, даже в котлетах и супе. Жуткие будни с ордами орущих подзаборных котов, осаждающих и дерущих когтями мою дверь, требующих даму их котовьего сердца выйти. И её сумасшедшие, постыдно-эротические вопли, бешеные глаза… И я твёрдо сказала:
— Как назовём?
Однажды через месяц наша О-Сан (я тогда увлекалась романами древних японцев) сидела на ковре и вылизывалась на весеннем солнышке.
И вдруг до меня дошла одна особенность её анатомии!
— О-Сан! Ты что? Мальчик? — от шока я просто осела на пол…
Недоумевая, чем она (он теперь!) вызвала такие сильные эмоции, бывшая О-Сан (теперь просто Санёк) подбежала ко мне, заглядывала в глаза…
Так мы и узнали, что наш котёнок — мальчик. Драчливый и преданный таец. С положенными заломами на хвосте и собачьим сердцем. Тайские кошки — мы ошибочно зовём их «сиамы» — вследствие близкородственного скрещивания имеют поголовно заломы на хвосте. И слабое здоровье. В тайских преданиях, кстати, эти заломы хвостов королевских кошек (тоже не имевших свежей крови, так как